| Главная » Статьи » Советский Казахстан » Казахстан во время второй мировой войны |
"Я видел Сталина в шапке, он уверенно смотрел на нас", - вспоминает герой Брестской крепости Габбас Жуматов
Фронтовые дороги Габбаса Жуматова: Брест – Москва – Вена Габбас Жуматов – 93-летний полковник в отставке, один из оставшихся в живых защитников Брестской крепости Вместе с однополчанами в первый час войны встретил врагов молодой сержант 204-го гаубично-артиллерийского полка. Принимал участие в параде советских войск на Красной площади 7 ноября 1941 года, слушал вдохновенную речь И. В. Сталина. Обороняя Москву, чуть не погиб. Учился в артиллерийском училище. Воевал на трех фронтах. Был тяжело ранен под Балатоном. Войну закончил в Вене. ЛИТЕР-Неделя: Габбас Жуматович, давайте сначала о ваших корнях. Кто ваши отец, мать? Откуда они родом? Г.Ж.: Родился я в одном из самых красивых мест Казахстана – Баян-Ауле, в семье учителя. Было нас в семье 10 человек братьев и сестер. Теперь я один. Год моего рождения – 1918-й. В начале тридцатых наша семья перебралась в Алма-Ату. В тридцать девятом меня призвали в армию. Поскольку к этому времени я закончил техникум связи и даже успел поработать по специальности, дорога мне была прямая – в связисты.  Служба моя началась в Брестской крепости, которой еще предстояло стать легендарной… Прошел всю войну, все 1418 дней. Фронтовые дороги – Брест, Москва, Каховка, Будапешт, Вена. Был контужен, ранен. У меня трое детей, две дочери – Гульнар и Майра – и сын Жайнар. Все дети медики, Майра и Жайнар – кандидаты наук, а Гульнар – доктор наук. Есть у меня пять внуков и правнук. Жена умерла двадцать лет назад. Рафию Каримовну хорошо знали в нашем городе. После окончания Казахского медицинского института в 1942 году она добровольно ушла на фронт, работала в госпиталях 3-го Прибалтийского и 1-го Белорусского фронтов. После войны стала доктором медицинских наук. Вот такая жизнь. ЛИТЕР-Неделя: Вам довелось участвовать в двух, пожалуй, наиболее жестоких схватках Великой Отечественной войны – под Брестом и Моск-вой. Немцы тогда были самоуверенные, небитые… Г.Ж.: В Брестском гарнизоне в 1941 году проходили службу свыше трех тысяч казахстанцев 1920-го и 1921-го годов рождения, призванных в 1940 году. Кроме того, там служили сверхсрочники старших возрастов. А всего в Особом Белорусско-Литовском военном округе насчитывалось более пяти тысяч наших земляков. Наш 204-й гаубично-артиллерийский полк 6-й стрелковой дивизии размещался не в крепости, а примерно в пяти километрах юго-западнее Бреста. В самой крепости находились три полка 42-й дивизии и два – 6-й стрелковой дивизии. Еще в начале июня 1941 года мы узнали, что срок нашей службы заканчивается. И вместе с товарищами из Казахстана я ждал демобилизации из армии и готовился ехать домой. В субботу, 21 июня, меня вызвал заместитель командира полка по политической части и сказал, что завтра, то есть 22 июня, я должен поехать в Брест за фотографией для кандидатской карточки. В тот же день мне должны были вручить ее. Но этому не суждено было сбыться… Проснулись мы от первых залпов и сразу не могли понять, что случилось. Одни утверждали, что это гроза, другие – землетрясение. Но доносившийся свист снарядов, а затем оглушительные взрывы открыли нам страшную правду. Механик дивизиона, койка которого была рядом с моей, крикнул: "Война!" В первые минуты невозможно было выйти из казармы, ибо снаряды рвались совсем близко. Один снаряд разорвался как раз возле двери нашей казармы, и многим из нас пришлось выбираться через окна. При этом был убит один боец. Вскоре из дома комсостава прибежали младшие офицеры. Один из них, младший лейтенант (фамилии не помню), принял на себя командование нашим подразделением, и мы стали отходить в деревню, находившуюся от нашего городка в трех-четырех километрах. За нами двинулись орудия на тракторной тяге со своими расчетами. Оборону заняли на опушке леса, недалеко от деревни Чапаево. Я старался связаться с командиром дивизиона и штабом полка. Телефонной связи, разумеется, не было. Наши рации 6 ПК не были снабжены позывными, и мы долго не могли отважиться работать открытым текстом, опасаясь разглашения военной тайны. Решили установить связь с подразделениями позывными, которыми пользовались во время полевых учений. С наблюдательного пункта командира батареи, где мы находились, была установлена радиосвязь с огневым взводом 3-го дивизиона и 3-й батареей 1-го дивизиона. По нашей команде батарейцы открывали уничтожающий огонь по врагам, стремившимся на десантных судах по Бугу прорваться к центру крепости – цитадели. Тут впервые мы, связисты, ощутили себя частью целого полка, армии, народа. И это ощущение выполняемого долга придало нам силы и мужества. Связь была налажена, но ненадолго. Кончилось питание, и рация перестала работать. У рации было трое: Сулейменов, Востриков и я. Мы решили присоединиться к орудийному расчету одной из батарей нашего полка. Теперь мы стали артиллеристами и составили расчет тяжелой 152-миллиметровой гаубицы. Материальная часть орудия была нам знакома: за несколько дней до начала войны мы сдавали экзамен на младших лейтенантов запаса, и полученный минимум знаний теперь пригодился. …В дальнейшем события развивались со стремительной скоростью. Наши ряды быстро редели, нас осталось около сорока человек. Позже к нам стали приходить бойцы из 125-го стрелкового полка, зенитных и других подразделений, расположенных поблизости. Танковые подразделения фашистов обошли нас и оказались в тылу. Они двигались по дороге Брест – Кобрин. Отстреливаясь, отступая, на следующий день наша группа заняла оборону у шоссейной дороги. Положение было очень тяжелое. Как можно выстоять против стальной брони? Не было противотанковых средств. Но товарищи, присоединившиеся к нам из других частей, где-то нашли бутылки с горючим и поделились с нами. Не прошло и минуты боя, как над одним из вражеских танков взметнулась бутылка с горючей смесью. Танк тут же опоясался пламенем, прополз несколько метров и остановился. Вслед за этим бутылку с горючей смесью под другой танк бросил и я, затем по соседству раздалось несколько взрывов. В тридцати метрах от наших окопов застыли еще два подбитых танка. Остальные повернули обратно. Так мы в тот день отбили еще одну атаку противника. Это был очень тяжелый для нас день, хотя и последующие были нелегкими. Мы потеряли тогда лучших своих друзей: Сулейменова, Гончарова, Деревянко и других, фамилий которых я не знал. ЛИТЕР-Неделя: Вы хоронили друзей в первый день войны? Г.Ж.: Скажу честно – нет. Слишком велики были шок и потрясение. Хоронить убитых мы стали только на третий день. Залпов над могилами не было. Это придумали позже. Два-три выстрела из винтовки – максимум. Экономили патроны. Чем еще запомнился тот первый день войны? Мы потеряли командира взвода Смагина, который дежурил в тот день по полку. Спасая штабные документы, он отстреливался до последнего патрона. Когда его окружили фашисты, пустил себе пулю в висок. После войны я несколько раз бывал в Бресте. Последний раз – на 60-летие Победы. Всегда прихожу к могиле командира. Он похоронен у нашей казармы. ЛИТЕР-Неделя: Как развивались для вас события после 22 июня? Г.Ж.: На седьмой день войны кончились боеприпасы. Наш полк разделили. Командир полка Уткин потерял с нами связь. Рассказывают, что он погиб подо Ржевом. А тогда командование принял начальник штаба капитан Иван Лукьянчиков. Самое главное – знамя полка сохранили. С ним и пробивались на восток. Но сначала сняли замки и "панорамы" с орудий, закопали неподалеку. Думали, что скоро вернемся. У каждого бойца осталось по горстке патронов да винтовка Мосина образца 1897 г. Вот с таким вооружением мы отправились в путь – по лесам и болотам. Двигались, как правило, ночью, по проселочным дорогам и охотничьим тропам. Взяли только тех, кто мог сам идти. Тяжелораненых оставляли в деревнях. Надо сказать, что в первые дни войны немцы их не трогали. Так, чудом уцелел мой боевой товарищ Владимир Иванович Фурсов, ставший впоследствии доктором биологических наук, профессором нашего университета. В первые дни войны он был ранен, перенес ампутацию ноги. Его фотография обошла весь мир: старый солдат плачет, уткнувшись в бруствер окопа. Да, это первое сражение на четыре долгих года стало камертоном всей войны. Вместе с товарищами по оружию мы с боями пробивались из окружения и через месяц вышли к частям регулярной Красной армии в районе города Гомель. В Белоруссии из "окруженцев" и из местных призывников прифронтовых районов был сформирован 537-й пушечный артиллерийский полк резерва Главного командования, где я был назначен командиром взвода управления артдивизиона. Обстановка на нашем участке фронта все более накалялась. Враг строил свои планы с таким расчетом, чтобы взять Москву и закончить кампанию еще до наступления зимы. Эти расчеты были построены не на песке – они подкреплялись невиданной в истории человечества военной мощью. ЛИТЕР-Неделя: Когда вы поняли, что страна наша устоит? Г.Ж.: Труднейшая задача – преградить путь гитлеровцам на Можайском направлении фронта – была возложена на пятую армию, которая только начинала формироваться. Им предстояло выполнить боевой приказ, суть которого выражалась в двух словах: стоять насмерть! Требовалось остановить, задержать врага. Каждый день и час имели решающее значение. Это были очень трудные осенние дни 1941 года, когда гитлеровское командование осуществляло операцию по захвату Москвы под кодовым названием "Тайфун". По приказу Ставки сюда подтягивались свежие резервы, формировались новые части, укреплялась оборона столицы. В начале октября 1941 г. наш 537-й артполк, который вошел в состав пятой армии, был выведен в тыл, в Гороховецкий лагерь, близ города Горький (ныне Нижний Новгород). А 7 ноября 1941 года полк участвовал в параде, посвященном 24-й годовщине Октябрьской революции. Об этом историческом параде много написано. Лично я его никогда не забуду! Изредка смотрю документальную кинохронику и жадно вглядываюсь, чтобы увидеть себя. А жаль, в кадр не попал. Валил снег, мы шагали торжественно. Я видел Сталина в шапке, он уверенно смотрел на нас, вдохновлял на решительный бой. Именно в тот ноябрьский день 1941 года я понял, что враг будет уничтожен и мы победим. Враг стоял у ворот Москвы, и полк с Красной площади ушел на фронт. А фронт был рядом – возле Звенигорода и Можайска, неподалеку от Бородинского поля. Как участник первого парада наших войск в период тяжелых испытаний я горжусь тем, что был свидетелем и непосредственным участником того, как войска Западного фронта расстроили планы гитлеровского командования по проведению своего парада войск на Красной площади в Москве. Наши бойцы и командиры сделали максимально возможное – на шесть суток задержали продвижение гитлеровских войск. С детства известные каждому исторические места – Бородино, Семеновское, Шевардинский редут, батарея Раевского, флеши Багратиона – превратились в бастионы, о которые разбивались лавины вражеского наступления. Враг, несмотря на большие потери, продолжал на нашем участке упорно рваться вперед. Бой достиг, казалось, предельного напряжения. Выстрелы сливались в сплошной гул, повсюду громоздились исковерканные, полыхающие огнем танки, автомашины. Наши артиллеристы вели обстрел вражеских позиций, пехотные подразделения готовились к контратаке. Чтобы лучше координировать огонь, командир дивизиона предложил нам продвинуться от наблюдательного пункта вперед, по рации указывать цели. Мы с радистом Н. Астаповым окопались на склоне высотки, откуда открывался хороший просмотр, и стали передавать координаты целей. По нашей корректировке батарейцы обрушили дружный огонь на наседавшего врага. Фашисты подходили все ближе и ближе. С десяток костров уже пылал у подножия наших высот. Напряжение боя нарастало, грохочущие чудовища упорно приближались. Создалась ситуация, казалось, безвыходная, и мы приняли решение – вызывать огонь на нашу высотку. Молча обняли друг друга и попрощались. Я передал наши координаты. И вдруг услышал в наушниках: – Ты что, с ума сошел? – кричал командир батареи. Но я объяснил обстановку, что вижу на близком расстоянии фашистские танки и за ними автоматчиков на правом и левом флангах. Потом вновь услышал голос командира, но уже более спокойный: – Ничего, дружок, держись! Ты нам еще нужен. А пока дай-ка координаты поближе к себе. Артиллеристы изменили координаты, снаряд накрыл фашистов. А в самый критический, казалось бы, безвыходный момент, мы услышали мощное "Ура!". Пошла в контратаку наша пехота. Подошли четыре танка Т-34. Это был, пожалуй, самый трудный момент боя для меня и моих товарищей при обороне Москвы на Можайском направлении. В этом бою отличились майор Лукьяненко, старший сержант П. Самсонов, сержант А. Примко, рядовые О. Адибаев, Л. Калинин, Н. Астапов и другие. Увиденное и пережитое я запомнил раз и навсегда. На моих глазах под Москвой погибли десятки боевых товарищей, с которыми я ел из одного котелка, спал в одном окопе, вместе шагал по фронтовым дорогам. Они навсегда остались в моей памяти. Габбас Жуматович гордится и тем, что он по праву награжден медалью "За оборону Москвы", и с честью носит ее на лацкане пиджака, как дорогую реликвию. ЛИТЕР-Неделя: А как дальше складывалась ваша судьба? Г.Ж.: В окопах под Гжатском меня приняли в партию. Было это ровно через год после начала войны – 22 июня 1942 г. Партбилет вручил комиссар полка, а у меня комок в горле. Кандидатом я стал еще в Бресте, накануне войны. Самое интересное, что после войны в Брестской крепости разыскали мое личное дело, в котором не хватало пустяка – фотокарточки. Зимой 1942 года меня отозвали с фронта. Офицеров катастрофически не хватало: полками командовали капитаны и майоры, батальонами – безусые лейтенанты. Я попал в глубокий тыл – в Томск. Туда перебазировали Днепропетровское Краснознаменное гвардейское училище. Через пять месяцев я получил лейтенантские погоны и снова был отправлен на фронт. Теперь уже на южное направление, в пятый Донской казачий кавалерийский Краснознаменный корпус. Два с половиной года я воевал с казаками. И надо сказать, это храб-рые хлопцы. У нас были и моторизованные части, и кавалерийские эскадроны. Здесь меня уже назначили командиром огневого взвода, а позд-нее, к концу войны – командиром батареи. Назывались мы истребителями, поджигали танки – из 76-миллиметровых пушек. В рядах Донского казачьего корпуса были не только казаки-донцы, но и многие другие. Только в составе нашего артполка мужественно сражались воины двадцати национальностей, в том числе десять уроженцев Калмыкии. В январе 1944 г. в составе 2-го Украинского фронта, совершив семисоткилометровый переход из района Каховки с переправой через Днепр и Запорожье, наш корпус вел северо-западнее Знаменки напряженные бои по окружению и ликвидации крупной группировки фашистов в районе Корсунь-Шевченковского выступа. Предстояло развивать наступление танкистов в глубине обороны противника. Утром 29 января в разрыв фронтовой полосы был введен наш Донской казачий кавкорпус. Первыми пошли казачьи полки и батареи нашего 150-го истребительного противотанкового артиллерийского полка. В проходах между эскадронами мчались готовые к бою пулеметные тачанки. На станинах орудий, на подводах с боеприпасами сидели наготове бойцы с гранатами. Вскоре был взят крупный населенный пункт Шпола. Отсюда по заснеженной дороге двинулись дальше к районному центру Ольшана. Мне особенно запомнились бои за это крупное украинское село. Недалеко в кювете разорвался снаряд. В это время кто-то крикнул: "Слева танки!" Колонна остановилась. Командир батареи Гурен Хачатурян приказал развернуть батарею на пригорке, справа от дороги, а мне велел выбрать огневую позицию за пушками на небольшом удалении. Вскоре в бинокль вижу цель и кричу: "Первое и второе орудие, к бою!" Мы открыли огонь прямой наводкой по танкам, один танк загорелся. Два других, застыв на месте, не прекращали стрельбы. Их добило первое орудие, которым командовал старший сержант Н. Фаевцов. Расчет орудия под командованием сержанта М. Булгакова не уступал ему в мастерстве меткого прицельного огня. Утром 14 февраля штурмом овладели Корсунь-Шевченковским. Враг лишился крупного узла сопротивления, являвшегося опорой его обороны. Теперь немцам оставалось или сдаться в плен, или пробиваться напролом. Противник потерял более 73 тысяч солдат и офицеров, в том числе 18,2 тысячи – пленными. Сильный урон понесли еще 15 дивизий противника, которые действовали против внешнего фронта окруженцев. В этих кратких воспоминаниях невозможно рассказать обо всех событиях, боях, свидетелем и участником которых я был. Поэтому лишь коротко остановлюсь на боевых действиях за освобождение Венгрии на заключительном этапе войны. Это было в январе 1945 года, в самые трудные дни битвы за Будапешт. Корпус донских казаков, совершив за сутки многокилометровый марш в распутицу и гололед, занял оборону. Казакам предстояло совместно с другими частями остановить натиск немецких танковых дивизий, брошенных Гитлером на выручку 180-тысячной армии, окруженной в Будапеште. 13 февраля 1945 года столица Венгрии была полностью освобождена. Крупные силы немцев, пытавшиеся вырваться из окружения, были сразу же ликвидированы. 140 тысяч гитлеровцев были взяты в плен. Так закончилась битва за Будапешт, которая продолжалась 108 дней и в которой непосредственное участие принимал 5-й Донской казачий гвардейский кавалерийский корпус. Итак, взят Будапешт. Короткий отдых. Привели себя в порядок, получили награды Родины. Я был награжден орденом Отечественной войны первой степени и медалью за город Будапешт. В районе озера Балатон меня ранили – первый раз за всю войну. Под Москвой, правда, контузило. С тех пор я плохо слышу правым ухом. Под Будапештом – осколок в плечо. Миллиметр – до сонной артерии. Снова повезло. "Подштопали" меня в полевом госпитале. Догнал свою часть в вене, там и окончилась для меня война… И никогда не забывал о 22 июня 1941 года. Я участвовал в праздновании 850-летия Москвы. Наш "икарус" стоял неподалеку от парка Горького, знаменитого своими встречами и расставаниями. Я услышал этот крик: "Жуматов!" Повернулся и… Ко мне шел, широко расставив руки, тот самый командир взвода Петр Матвеевич Шлычкин. Шел, не разбирая дороги от слез. Шел Петя Шлычкин, с которым мы воевали в ту первую, самую страшную неделю в Бресте. Встретились мы на 20-летии обороны нашей крепости, а потом снова потерялись – на долгие 35 лет. ЛИТЕР-Неделя: Что для вас главное в опыте той войны, давно уже ставшей историей? Г.Ж.: Самое главное – чтобы она не повторилась… Самая дорогая реликвия в его доме – камень из Бреста, расплавленный термитным снарядом. Тлеу КУЛЬБАЕВ, доктор исторических наук, профессор, академик АГН РК, Алматы  ПРИКАЗ О НАГРАЖДЕНИИ В честь 65-летия Великой Победы, за отвагу и мужество, проявленные в годы Великой Отечественной войны, укрепление мира и межнационального согласия, приказом Верховного атамана № 16 от 5 мая 2010 г. Союз казачьих общественных объединений Казахстана награждает ЖУМАТОВА ГАББАСА ЖУМАТОВИЧА Почетным Серебряным Крестом с Золотыми крыльями "За возрождение казачества" и казачьей шашкой. ("Казачий курьер", № 4, 7 мая 2010 г.) Источник - Литер | |
| Просмотров: 1923 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Категории раздела
Статистика
Онлайн всего: 3
Гостей: 3
Пользователей: 0