Главная » Статьи » Современный Казахстан » Казахстанцы в миссиях за рубежом (с 1991 года)

Предельно горный Бадахшан. Опыт практического исследования (часть первая)
Предельно горный Бадахшан
Опыт практического исследования

Документальная повесть В. Попова написана в 1995 г. и публиковалась в летних номерах газеты "Солдат России" (орган 201-й МСД). К осени 1995 она была перепечатана газетой "Боевой дозор" (орган ГПВ РФ в РТ) и зачитана целиком в литературной передаче Казахстанского радио (Алма-Ата). В 1996 г. она была опубликована журналом "Пограничник" (№№ 2-5) и вышла в коллективном сборнике Издательства "Граница". За публикацию этой повести автор был удостоен звания лауреата Международной литературной премии Совета командующих погранвойсками стран СНГ.

Владимир ПОПОВ

ПРЕДЕЛЬНО ГОРНЫЙ БАДАХШАН

Опыт практического исследования


1. Когда среди безумного нагромождения камней, в гигантском переломе гор неожиданно появляется мутный поток, бойко несущий игривые воды в злобствующие жаром равнинные пески и еще не успевший растерять свою прыть ввиду недалекости гор, откуда стекаются многие ручьи, образующие и подпитывающие этот самый поток, методично восполняя талой мерзостью его водную ущербность, плывущую по камням неведомо куда, - можно увидеть на берегу там и сям торчащие деревья. Это называется оазис.

В густой тени таких деревьев хорошо отдыхается человеку и ишаку. А так как любимое занятие человека и ишака это отдыхать, то непременно увидишь на берегу и глинобитные постройки, предназначенные для этой цели. Они назывались бы селением где-нибудь в другом, более приспособленном для жизни месте. Но здесь они также называются - оазис.

Человеческие жилища постепенно вытесняют деревья на берегу, душат их гарью "оседлой цивилизации" и в конце концов переводят на отопление. А чахлые их заменители, предназначенные для производства фруктово-ягодных плодов на продажу, хоть и вносят определенный смысл в человеческое существование здесь, все же не дают уже ни тени, ни прохлады, ни какого-либо серьезного успокоения. И остаются тут в конце концов только голые нагромождения жилищ под скалами да все тот же мутный и загаженный горными выделениями поток. Но это все равно называется оазис.

В такую вот природную радость и попадаешь, когда выныриваешь из беспорядочного нагромождения горных хребтов в узкую расщелину, по которой струится пограничный Пяндж, разделяющий жилую зону Памира на два суверенных образования - Таджикистан и Афганистан. Вертолет заносит то на одну суверенную сторону, то на другую, то просто вгоняет надвинувшимися скалами в узкое русло реки и тащит, тащит вверх по течению, навстречу нисходящему потоку.

И первое, что удивляет тут - оазис оказывается зоной вовсе не однородной. На многие километры - скалы, скалы, скалы по обеим сторонам потока, безжизненная дикость коридора, унылость вертикального пространства, труба. И вдруг - жизнь, где-нибудь за поворотом, на изгибе реки, на веками намытом грунте. В тогда радуешься каждому появившемуся под бортом кишлаку из нескольких невзрачных до убогости домишек - будь то на афганской стороне или на таджикской, и умиляешься, глядя, как скучились убогие постройки на глиняных наносах у реки, как лижут камни рассосавшиеся по склонам овцы, как дружно зреют посевы конопли на делянках, и копошится бородатый люд - кто на подворье с кетменем, кто на позиции с лопатой, кто у зенитной установки.

На нашей стороне, как правило, никто не копошится.

2. Архипелаг микрооазисов, из которых состоит жилая зона Горного Бадахшана, соединен между собой не только капризной водной магистралью (ее можно использовать только поперек, но никак не вдоль), но еще и узкой дорогой вдоль Пянджа, отстроенной в незапамятные времена коллективного энтузиазма. Построена она, естественно, на нашей стороне, ибо на той стороне подобного энтузиазма в истории не наблюдалось. Тем не менее, владение этой магистралью многое дает обладающему таким правом, и потому вокруг дороги давно ведется сыр-бор между различными бандформированиями и российскими пограничниками за право беспрепятственно перемещаться по ней, а значит, и контролировать зону, и, при желании, хозяйничать в ней.

Для человека заезжего свободное перемещение по дороге дает и то преимущество, что позволяет достаточно хорошо изучить массу мелких оазисов вдоль реки и составить представление о всем регионе в целом. А если повезет - то и успеть полюбоваться плодами многолетнего сотрудничества Памира с Россией (в этом году исполняется 100 лет со дня добровольного присоединения Памира к России и 5 лет со дня добровольного отсоединения России от всяческих там памиров). Если, конечно, повезет.

Мне в этом плане "повезло" неоднократно.

3. Удача косяками не ходит. И если раз здесь в чем-то повезет - будь уже доволен и не жди удачи каждый день. Косяками здесь ходят бандформирования. Вместе с многими ручьями они стекаются с гор в долину реки Пяндж, переходят границу и вкладывают имеющиеся у них силы и средства в освоение каждого оазиса и всего региона в целом. С перспективой, разумеется, использовать Горный Бадахшан в качестве плацдарма для дальнейшего распространения своего влияния. Основным препятствием на пути осуществления этой деятельности они считают присутствие здесь российских пограничных войск. Основные надежды возлагают на поддержку и преданность местных бандгруппировок и отрядов самообороны, руководство которых давно находится под влиянием ДИВТ.

Сами по себе жители Горно-Бадахшанской автономной области никогда не были однородной массой. Они разделялись на рынцев, ваханцев, шугнанцев, рушанцев, язгулемцев, дарвазцев и т.д. и т.п., отличались друг от друга языком, обрядами, традициями, отдельными обычаями. Теперь это стерлось. Теперь они делятся только на тихих и буйных. Причем бацилла буйства, вскормленная на площадях и политических аренах Таджикистана, к столетним связям Памира с Россией прямого отношения не имеет, она была занесена сюда пришлыми группами борцов за чистоту веры и исламское возрождение Таджикистана.

Таджиков всегда считали евреями Средней Азии. Долгое время, не имея собственной государственности (древнее государство таджиков было разрушено ныне здравствующими кочевыми племенами), они служили визирями при дворах правителей других стран, считались хорошими советниками, наставниками, учителями, отличались грамотностью, лучше других разбирались в науках, искусствах, финансах, составляли основу так называемой интеллигенции и сумели сохранить в веках культуру и литературный язык древних предков.

С возникновением таджикского государства в 1924–1929 гг. они оказались предоставлены сами себе, у них, обобранных территориально и потерявших большую часть населения в результате своеобразно проведенной переписи, появилась наконец возможность выразить себя, реализовать свою теоретическую подготовленность на практике. И они споткнулись. Они наткнулись на собственный, веками выработанный комплекс неполноценности, болезненно помноженный на комплекс превосходства. Перехитрить самих себя оказалось невозможно. Идеи объединения таджиков (как и идеи объединения евреев) для подлинного объединения оказалось недостаточно, ее нужно было подкрепить чем-то более существенным. А существенного не находилось. Преклоняясь перед собственным прошлым, они настолько отстали от настоящего, что ни о каком будущем таджикской государственности уже не могло быть и речи. И вину за это они стали искать в других. А когда другие благоразумно отвернулись от них, начались межклановые разборки внутри нации, истеричные поиски крайнего, приведшие к гражданской войне и открывшие период бесконечной борьбы за власть, которая по сути им и не нужна, ибо никому из них с ней не справиться. Им нужна только "власть" выбирать себе хозяина, которому они могли бы служить и при ком могли бы кормиться, как они это делали веками. Но признать это вслух они никогда не решались.

Иное дело Памир. Памирские народности (часто это жители одного кишлака или ущелья) всегда были в некоторой оппозиции к основному Таджикистану, таджиками (за исключением дарвазцев) себя не считали и давно уже боролись за свою автономию (не в рамках области, а в рамках республики). И когда Бадахшан не получил ожидаемый статус республики, когда плачевно закончились поражением в гражданской войне их попытки закрепиться в равнинных районах Таджикистана, когда оказались разрушены их особые отношения с Россией, когда к власти в Душанбе пришли их исконные враги и конкуренты кулябцы, когда горные районы оказались в фактической блокаде и беспомощности, а руки зудели от желания ухватить хоть что-нибудь для себя в этом раздираемом на части мире, когда другие взлетают, а горному орлу... - что им оставалось делать?

На эту почву и было брошено семя.

4. В первый раз за время смуты меня занесло на Памир в январе 1993 года. Оный хадж я совершил по ошибке. Пограничный вертолет, на котором я намеревался попасть в Московский отряд, решил прежде залететь в Хорог. На обратную дорогу горючки не хватило, и мы от Калай-Хумба развернулись обратно, где и застряли на несколько дней.

Столица Горного Бадахшана в то время представляла собой зрелище довольно неприглядное. Памир был наводнен беженцами. В каждом домике, в каждой семье жило по З5-40 человек. Население Бадахшана увеличилось в несколько раз. Предприятия не работали, продуктов питания катастрофически не хватало, электричества не было, царил собачий холод, отопление не включалось вообще. По центральной улице Хорога, не обращая внимания на красочно выполненный призыв "Слава труду!", слонялись толпы ничем не занимающихся граждан и предавались торжеству демократии, обвал которой начался на Памире в конце 92-го.

Одни бежали сюда еще осенью, когда началось наступление Народного фронта (состоящего в основном из кулябско-гиссарских формирований) на Курган-Тюбе и в Душанбе. С самого начала событий памирцы выступили на стороне оппозиции, хотя всегда были исмаилитами и с таджиками-суннитами (а тем более с вахаббитами) их ничего не связывало; должно быть, сказались мечтания о национальном самоопределении. Эти справедливо полагали, что никакого самоопределения без экономической базы быть не может, и потому вывозили с собой изъятую на равнинах технику и заводские товары со складов готовой продукции. В результате некоторые родовые гнезда на Памире оказались настолько плотно заставлены легковыми автомобилями без номеров и разной трофейной утварью, что можно было подумать и о действительном возрождении горного края.

Другие - в основном это бойцы ОМОНа, СБОНа и прочих милицейских образований, созданных при министре Навжуванове в системе МВД исключительно из памирцев для активной поддержки рвущейся к власти оппозиции, - после поражения в гражданской войне бежали на Памир в порядке отступления или дезертирства. Эти вывозили с собой оружие, деньги и планы мщения за поруганную милицейскую жизнь, на которую возлагалось столько надежд.

Третьи оказались здесь, опасаясь возмездия за незаконно занятые в городах квартиры и предчувствуя дискриминацию от новых властей по национально-автономному признаку.

Четвертые отступали сюда в результате кровопролитных боев в Рамитском ущелье и Гармской группе районов, выбираясь через Калай-Хумб поближе к дружественному Афганистану, где рассчитывали найти поддержку и участие многоопытных братьев; и коренных памирцев среди них было мало.

Но основную массу (и здесь уже практически не было памирцев) составляли те, кто в результате победоносного шествия бронированных формирований Народного фронта по долинам и по взгорьям изгонялись из своих жилищ на юг Курган-Тюбинской области, в Пяндж и далее в Афганистан. Даже после расстрелов и массовых уничтожений таких насчитывалось сотни тысяч, и многие из них шли по тылам сопредельного государства к верховьям Пянджа, чтобы выйти через перевалы к границе в районе Ишкашима, где находится единственный постоянный мост через пограничную реку. Здесь они проходили осмотр, досмотр, удостоверяли личность и оказывались на территории ГБАО, откуда надеялись выбраться по Памирскому тракту через Киргизию в Россию или каким-либо другим путем вернуться на родину.

Вместе с беженцами из Афганистана выходили к пропускному пункту и крепкие упитанные ребята, прошедшие специальную подготовку в лагерях и на базах. Эти предъявляли документы, садились в ожидавшие их автобусы и, под предлогом посещения родственников, ехали через Калай-Хумб на Гарм, вглубь республики, где вооружались и шли в бой. Горный Бадахшан служил для них всего лишь перевалочной базой, и оснований для их задержания у пограничников не было.

Как, в принципе, не было оснований и для вмешательства во внутренние дела суверенного государства - ни в равнинных оазисах Таджикистана, ни на этой пошатнувшейся "Крыше мира".

5. Памир бурлил. Все ждали весеннего наступления формирований Народного фронта на отчие земли и призывали друг друга и гостей опередить противника, выступить вперед, чтобы с первыми лучами весеннего солнца, на волне подтаявших снегов обрушиться на него с гор и задавить в зародыше, как это делает горный орел над взбунтовавшимся курятником, если чувствует недостаточно почтительное отношение к себе и подозревает оскорбление собственного достоинства. Но обилие вожаков и постоянные криминальные разборки между бандами привели к обычной кадровой неразберихе, что не позволило скоординировать действия и распределить лавры первенства в предстоящих баталиях. В горном стане явно не хватало единоначалия.

У пограничников к тому времени, наоборот, только единоначалие и осталось. Все остальное приходилось менять на ходу. И Сергей Нероев (тогда еще подполковник и начальник Хорогского погранотряда) в нелегких условиях перестраивал службу на вверенном ему участке, в этой предельно криминогенной пограничной зоне, на передовом рубеже разлома.

Людей катастрофически не хватало. Из старых офицеров, прослуживших здесь не один год и знающих участок, оставались единицы, основу составляли прикомандированные на три месяца из разных уголков России. С рядовым составом дело обстояло еще хуже: из России сюда уже никого не присылали, контрактная система еще не прижилась, призывать местное население было бесполезно, не до того им тогда было. На заставах оставалось по несколько русских ребят прежнего призыва и приданные им для усиления киргизы.

За все время пребывания там мне не удалось встретить ни одного офицера, который хорошо бы отозвался о киргизских военнослужащих. Они не были пограничниками, не знали условий службы на заставах и не хотели служить в чужой стране, разбираться в непонятных им национальных конфликтах, когда в своей стране происходят важные для них перемены. Распродажа имущества, обмундирования, отказ выполнять приказы и уход по Памирскому тракту в сторону родного киргизского дома стали для них нормальным явлением. В бой они шли не так охотно, как по тракту, а точнее - вообще не шли. В случае боестолкновений - уходили в глухую защиту, бросая российских товарищей на произвол судьбы. По словам офицеров, никакой надежности они из себя не представляли и "лучше бы их вообще не было".

При такой острой нехватке людей Нероеву удалось привлечь на работу и службу кое-кого из местных. Были набраны водители на автотранспорт из числа гражданских лиц, на сверхсрочную службу, в основном в хозяйственники, пошли местные и вернувшиеся на родину памирцы, служившие когда-то и где-то. Но это проблему не решало.

Заставы блокировались боевиками. И хотя некоторые группировки согласились сложить оружие, т.е. не болтаться с ним по улицам, а складировать в отдельные помещения под своей же собственной охраной, остальные устраивали перестрелки между собой, делили сферы влияния, перераспределяли собственность, захватывали заложников и держали заставы под прицелом, требуя не вмешиваться во внутренние дела во время их кровавых разборок.

Изменился и характер нарушений. Афганцы, прослышав про рыночную экономику за "бугром", хлынули через реку с торговыми предложениями. Из твердой валюты в ходу были только наркотики, и поэтому местные жители предпочитали бартер. За поношенные штаны можно было выменять автомат. За какой-нибудь металлический предмет типа кастрюли - и того больше. Контрабанда стала основой решения многих проблем.

Изменилась и тактика бартерных сделок. Теперь нарушители шли не "под покровом ночи", а днем, открыто переправлялись через реку. И едва пограничники выезжали к месту переправы, как по чьей-то команде высыпали из домов мужики, женщины и дети и окружали место сделки, не позволяя пограничникам приблизиться. Начинался шум, гвалт, крики, а порой и выстрелы из толпы. В мирных жителей стрелять не будешь. И пока российские пограничники пытались уговорить людей разойтись, а их киргизские товарищи наблюдали за всем происходящим откуда-то издалека, нарушители терялись в толпе и исчезали, сделав свой маленький бизнес.

6. В этих условиях Сергею Нероеву приходилось перестраивать все заново. Заставы не оправдывали себя, они вынуждены были заниматься собственной безопасностью больше, чем охраной границ. И решение проблемы начальник отряда видел в изменении системы службы. Нужны были укрепленные посты в стороне от кишлаков, опорные пункты, на которых базировались бы десантно-штурмовые маневренные группы, имеющие возможность выдвигаться большими силами на бронетехнике к местам нарушения границы и оперативно устранять беспорядки. Патрулирование зоны и отработанная система наблюдения позволили бы контролировать положение на границе. Но сил и средств для этого не было.

Кое-что удалось сделать позднее. А тогда, прощаясь с Нероевым, я услышал примечательный разговор. На связь вышел начальник одной из застав, сообщил, что у него дома сидит женщина, украинка по национальности. Вместе с другими беженцами она вышла из Афганистана, прошла через пропускной пункт в Ишкашиме и добралась до заставы. Узнав, что жена начальника заставы тоже украинка, она явилась к ней и попросила помочь, подсказать, кому здесь можно продать автомат за десять тысяч (тогда это еще были деньги). Ее муж-таджик был расстрелян победителями в Курган-Тюбинской области. Сама она бежала из горевшего, окруженного боевиками кишлака и неделю жила в лагере беженцев у Пянджа. Где она подобрала оружие - не признается, но когда их лагерь утюжили танками кулябские формирования, она переплыла реку и несколько недель добиралась по Афганистану к Ишкашиму. Шла босиком по горам, но все это время несла на себе под одеждой, незаметно для окружающих, привязанный к спине автомат, чтобы, вернувшись через границу, продать его и на вырученные деньги добраться до Украины. Это ее единственная надежда, единственная возможность спасения, и если автомат не купят за необходимую на билет сумму - остается только застрелиться… Выкупить у нее автомат было проблемой, пограничники уже несколько месяцев не получали денег. А уговорить сдать оружие в обмен на обещание помочь ей добраться до Украины - тоже не получалось, нервы у нее были на пределе, она уже давно никому не верила, автомат был ее последней верой, последней надеждой вырваться из этого ада.

Как и против кого здесь было воевать, как и против кого защищаться?

Даже пресекая огнем переправы через границу, пограничники не могли с уверенностью сказать, кого они топят: многодетного отца семейства, полезшего в реку из-за нескольких килограммов муки, или какого-нибудь мафиози, переправляющего очередную партию наркотиков на крупную сумму.

7. Со временем положение изменилось. Благодаря решительности пограничников при пресечении переправ, бытовая контрабанда свелась к нулю. Меньше стало и контрабанды наркотиков. Зато резко возросло число попыток нарушения границы со стороны отдельных боевиков и целых бандгруппировок. Теперь они ходили по ночам и под прикрытием. Любая переправа обеспечивалась хорошо вооруженными группами с той стороны, готовыми огнем встретить выезжающих на место происшествия пограничников. Пограничникам все чаще приходилось вступать в бой.

С большим трудом, но как-то удалось решить кадровую проблему. Офицеры стали приезжать на полгода, а потом и на полтора. Появились и специалисты из местных - сначала прапорщики, а потом, после обучения, и младшие лейтенанты. Некоторые из них решили сделать погранслужбу своей профессией и хорошо проявили себя. Больше, хотя и очень недостаточно, стало контрактников из России. Киргизский батальон на этом участке границы сменился казахстанским. Казахи служат на отдельных постах, хотя и в полном подчинении российских ПВ, и воевать не боятся, но не всегда умеют, и их здесь очень мало.

Очень болезненно проходило комплектование отряда новобранцами из местного контингента. В основном призывались сюда ленинабадцы и памирцы, выходцев из других областей Таджикистана местные жители просто не признают. К началу 1994 года нищета и безденежье в республике достигли такого предела, что молодежь стала идти по семейным путевкам в российские войска, здесь хоть деньги платят. Но какая это молодежь? Болезненные, пугливые, дистрофичные, едва держащиеся на ногах, какие-то десятые сыновья в семье, боящиеся не только оружие применить, а даже просто взглянуть в глаза бородатым, уверенным боевикам, ибо нет большего греха на мусульманском Востоке, чем непочтительное отношение к более старшим единоверцам (кара постигнет не только тебя, но и всю твою семью), - они приходят сюда, в отряд, и очень немногие из них становятся солдатами. Есть и такие, есть настоящие воины, бойцы. Но большинство из них так до конца службы и остаются безмолвными исполнителями семейного наряд-задания: терпеть все и сохранять жизнь, пока за нее платят деньги и есть возможность содержать семью.

Это чепуха, будто на них ложится вся тяжесть пограничной службы здесь, так как их насчитывается в наших войсках уже более 80 %. Да, официально это так, на заставах и в других подразделениях их подавляющее большинство. Но основная нагрузка ложится на неучтенные никакой статистикой временные пограничные посты, резервы, десантно-штурмовые группы и подразделения по сопровождению колонн, состоящие в основном из прикомандированных десантников и прибывающих посменно из России мотоманевренных групп (сначала они прибывали на два месяца стажировки, теперь на три преддембельских месяца). Именно они являются основным звеном в системе охраны границы, которую разрабатывал бывший начальник отряда, а теперь начальник ОВО Группы войск полковник Нероев. Им чаще всего и приходится вступать в бой. А что касается солдат-таджиков в российских погранвойсках...

- Это идет российская военная угроза Горному Бадахшану, - сказал знакомый подполковник, показывая на идущего прямо на нас солдата-памирца.

Солдат был показательно типичный: сползающая на уши фуражка, огромные сапоги, длиннющая шинель, скорбно согбенный стан, широкий "горный" шаг, вытянутые руки, безнадежно пытающиеся дотянуться до дна карманов, предельная худоба, ничего не видящий сомнамбулический взгляд. Стоявшую перед ним группу офицеров он даже не заметил, прошел мимо, едва не зацепив раскачивающейся шинелью.

Подполковник проводил его взглядом и мрачно выругался:

- Господи! Хоть бы Россия не позорилась, вывела бы отсюда войска, и ну их всех к чертовой матери...

Стоял сентябрь 94-го, и я опять был в Хороге.

8. К тому времени в Бадахшане безраздельно хозяйничали боевики. В Афганистане было сформировано и функционировало так называемое Таджикское правительство в изгнании под руководством Саида Абдулло Нури. На основе Партии исламского возрождения из сбежавших после поражения в гражданской войне отрядов оппозиции было создано Движение исламского возрождения Таджикистана (ДИВТ) - военно-политическая организация, возглавляемая Нури и ведущая борьбу против правительства Таджикистана в законе и правительственных войск, сформированных из подразделений Народного фронта в системе МВД, МБ и МО РТ.

Первым министром обороны у Нури стал Ризвон Садиров, отличающийся особой жестокостью даже среди своих. Сам он базировался в Бохараке, но его отряды просачивались на территорию Таджикистана и вели боевые действия против пограничников, правительственных войск и мирного населения республики.

В начале сентября отряды ДИВТ под командованием Хакима "Банги" по единственной здесь дороге, связывающей Памир с центральной частью республики, проникли из Калай-Хумба вглубь республики и развернули боевые действия в районе Тавиль-Дары. Но потерпев поражение от правительственных войск и поиздержавшись в боезапасах, они к концу месяца откатились в Калай-Хумб, во избежание преследования подорвав за собой дорогу на перевале Хабу-Рабат, тем самым лишив Памир единственной нити, связывающей его с республикой.

Пока Хаким (совсем еще молодой человек, бывший владелец видеосалона в Пяндже) и его ближайший сподвижник "Черная рука" (прозванный так за протез полевой командир и первый мастер провокаций) решали, куда им двинуть дальше, на Дарвазе (в Калай-Хумбе и окрест) скапливались их боевики, в порядке планового отступления возвращающиеся из зоны боевых действий. После того как КамАЗами вывезли огромное количество раненых и убитых с Хабу-Рабата, в Паткунобе (10 км от Калай-Хумба) собралось порядка 550 человек пришлых и ожидалось возвращение с перевала еще двух тысяч человек.

Кроме них, здесь хозяйничали и свои. Ванчско-Дарвазская группировка под командованием генерала Мухаммади Мухаббатова, насчитывающая около двух тысяч человек, в тавильдаринских боях не участвовала, но входила в состав ДИВТ и была готова встретить правительственные войска, если они вторгнутся на территорию Бадахшана. Мухаммади получил от Нури звание генерала и должность, сменив на этом посту своего младшего брата Салама.

Салам Мухаббатов (в прошлом многократный чемпион по национальной борьбе на различных туях и празднествах, потом владелец коммерческого магазинчика в Душанбе, долгое время промышлявший рэкетом) с самого начала войны стал заметной фигурой на Памире. Он первым получил от Нури звание генерала, руководил Ванчско-Дарвазской группировкой, а с августа был назначен верховным главнокомандующим Юго-восточного фронта ДИВТ и председателем Совета джихада в Бадахшане. Он был и остается в большом авторитете здесь, действует как отдельная единица при Саиде Абдулло Нури и подчиняется только ему.

В самом Хороге (а это Шугнан) при облисполкоме еще в начале событий был зарегистрирован официально действующий отряд самообороны во главе с Маджнуном Паллаевым - полуполитическая, полувоенная организация, фактически параллельная власть на Памире. Официально отряд насчитывает 600 человек, но вообще-то в любой момент они могут поставить под ружье до пяти тысяч боеспособных молодых парней, хотя сами считают, что двадцать тысяч поднимут. Сам Маджнун воевал в Курган-Тюбинской области и потерял кисти обеих рук. Это не мешает ему быть толковым руководителем. Отряд контролирует Шугнанский, Рушанский и Ишкашимский районы и, не в пример дивтовцам, отличается дисциплиной и трезвым взглядом на вещи. Их лозунг - зашита Бадахшана от внешних и внутренних врагов. Их цель - борьба за автономную республику в составе Республики Таджикистан, но с полной экономической и политической самостоятельностью.

Как это ни парадоксально, в составе отряда Маджнуна действуют одновременно и бывшие омоновцы и сбоновцы из подразделений МВД и КГБ, бежавшие на Памир в конце 92-го, и бывшие (да и не только бывшие) контрабандисты из наркомафиозных структур. Наиболее колоритной фигурой из них до конца 1994 года был Абдуламон Аюнбеков, известный под кличкой Алеша Горбатый. Этот 34-летний глава наркомафии более 10 лет занимался контрабандой наркотиков, нагрел миллионы в валюте, а с началом войны всерьез увлекся политикой, закупил на свои деньги оружие и боеприпасы для всего отряда самообороны и стал одним из ведущих полевых командиров.

По замыслу оппозиции, отряд Маджнуна должен подчиняться Саламу, но разногласия между шиитами исмаилистского толка (каковыми являются памирцы) и суннитами не позволяют им объединиться всерьез и надолго и несколько охлаждают отношения между соратниками; действуют они на паритетных началах. Это беспокоит правительство в изгнании, заинтересованное в том, чтобы ванчско-дарвазские таджики не попали под влияние непосредственно памирцев и эти две силы не объединились и не стали самостоятельной силой, занимающейся возрождением своей Горно-Бадахшанской области, а не исламским возрождением Таджикистана.

Действует в Бадахшане и Политический Координационный Совет, ведущую роль в котором играет Ульфат-ханум Маматшоева. В прошлом она преподаватель русской литературы в вузе, потом сопредседатель общественного движения "Лали Бадахшон", давно занимается политикой и пытается координировать деятельность всех групп, в том числе и за пределами Бадахшана, в других регионах республики, чтобы Таджикистан не развалился и Памир не оказался взаперти.

Действуют здесь и политические силы, заинтересованные в том, чтобы Бадахшан отсоединился от Таджикистана и присоединился к России, как это было до известного постановления тов. Сталина.

Действует и Коммунистическая партия, готовая объединить всех и все без каких-либо разъединений. В Бадахшане самая крупная парторганизация: 18 тыс. членов на 180 тыс. населения (без беженцев).

Все эти силы, несмотря на множественные разногласия, заинтересованы в том, чтобы российские пограничники охраняли здесь границу, так как понимают, что в противном случае Бадахшан станет провинцией Афганистана. А какая жизнь в Афганистане - они все прекрасно знают, он у них перед глазами.

Поэтому особых проблем с боевиками у пограничников не было. Не было до тех пор, пока не хлынули сюда летом 94-го объединенные заботой об исламском возрождении пришлые группы боевиков ДИВТ: пянджские, гармские, кумсангирские, каратегинские...

9. В Рушане, где ныне находится 3-я застава Хорогского отряда, сохранилась старая крепость. Там на стенах вырезаны дембельские надписи. Самая древняя из них, вырезанная на бревне, гласит: "Казаки Оренбургского полка Корпуса пограничной стражи России, 1898 год". И фамилии... Уже тогда наши предки охраняли здесь границу. Ее охраняют сейчас. Будут охранять и впредь.

Но охрана границы на территории ГБАО имеет свою специфику:

а) Здесь полностью отсутствует электросигнализационная система и полоса. Кишлаки находятся непосредственно на берегу, и поэтому невозможно проводить защитные мероприятия.

б) По обеим сторонам границы живут люди, связанные давними родственными и дружественными связями. В 20-30-е годы отсюда уходили богатые, осели на той стороне, но родственные связи сохранились, и они стараются их поддерживать. А Дарваз вообще был разделен пополам на заре Советской власти: половину отдали Афганистану, а правобережье вместе с остальным Памиром подарили Таджикистану, когда образовывалась Таджикская республика.

в) С начала гражданской войны памирцев считают сторонниками оппозиции, поэтому отряд находится как бы в окружении оппозиции и с той, и с этой стороны.

г) Наши пограничники здесь в одиночестве. Нет подразделений МО РТ, МВД, МБ. Нет подразделений 201-й МСД, так как здесь ни артиллерию не разместишь, ни танку негде развернуться. Пограничники варятся в собственном соку, и у них не хватает ни сил, ни техсредств, чтобы закрыть границу. А фланги здесь огромные, от заставы до заставы многие десятки километров.

д) С наступлением зимы пограничники (как и все население ГБАО) практически отрезаны от внешнего мира: перевалы закрыты, авиация не летает из-за частого отсутствия летной погоды в горах.

е) Общий уровень жизни местного населения крайне низкий, много ниже черты бедности, в связи с необъявленной блокадой со стороны республиканских властей. За весь сезон 1994 года на Памир пришли только 4 колонны с грузом, это порядка 250 тонн. Правительство не снабжает область продуктами. Помощь идет из фонда Ага-хана IV, иногда по линии ООН. А постоянный голод и нищета не способствуют стабилизации обстановки на границе.

До недавних пор дивтовцы шли через границу только транзитом, т.е. занимались переброской оружия и группировок в тыловые районы Таджикистана. Здесь задерживаться для них смысла не было, так как на той стороне, в Афганистане, на этом участке нет их крупных баз вблизи границы, до перевалов: кишлаки все мелкие и нет соответствующей инфраструктуры. Но невозможность закрепиться в тылу и двуликая политика отрядов самообороны, старающихся во имя предотвращения войны в Бадахшане и им угодить, и с пограничниками не ссориться, привели к тому, что оппозиция положила глаз на Бадахшан, решив использовать его как опорную базу для зимовки, довооружения, перегруппировки и сосредоточения сил и средств, чем они и занялись после сентябрьского поражения в Тавиль-Даре.

10. 28 сентября я вылетел в Калай-Хумб. Тогда это была комендатура Хорогского отряда. Этим же бортом возвращался на участок и комендант - подполковник Анатолий Михеев, он выезжал в Душанбе встречать жену из России и теперь возвращался через Хорог к себе.

Вел вертолет подполковник Александр Тимофеев, в то время командующий авиацией Группы войск. Он проверял вертолетные площадки на заставах, и мы прошли от Хорога до 1-й заставы, откуда развернулись по щели обратно.

Стояла по-летнему теплая погода, Пяндж был мелкий, но мутный, горы выгорели до белизны, в живописных крохотных ущельях вдоль ручьев еще сохранилась зелень, на плоских крышах в редких кишлаках дозревали на солнце какие-то плоды, кажется, хурма, и от этого все крыши были ярко-оранжевые. Но это на той стороне. На нашей ничего не зрело, на нашей шла война.

За последнее время обстановка на границе резко обострилась. Боевики предпринимали попытки переправ, нападали на колонны, выставили свои посты у кишлаков по всей дороге, останавливали наши машины, требуя, чтобы оружие не возили и все перемещения согласовывали с ними.

Продолжалась и контрабанда наркотиков. Афганцам, выращивающим и производящим этот доходный продукт, проще менять его на товары здесь, чем тащить через перевалы в Пакистан, где и без того этого добра хватает.

Боевики шли на открытую конфронтацию. Начальник ММГ-1 майор Хоминский на глазах боевиков уничтожил переправу, и в ответ они через несколько дней подбили наш "бэтээр" из гранатомета. Водитель рядовой Соловьев, оставшись без десанта, держался с одним ПК в окружении боевиков, но не допустил сдачи машины. На помощь вышла бронегруппа из четырех машин под командованием Хоминского. Ее обстреляли в районе Барчида. Бронегруппа положила 25 боевиков, другие засели в пионерском лагере. Их могли уничтожить, но тут была захвачена в заложники 12-я застава и поступила команда отставить.

Застава была целиком таджикская, из памирцев, был только один русский контрактник. Именно он отказался сдать оружие, хотя и вынужден был разрядить автомат, когда все остальные отдали свое оружие боевикам.

Заставу освободили на следующий день, и опять это сделал майор Хоминский, которого все в отряде называют дедом. А его начштаба, капитан Смаркалов, лично уничтоживший около десятка переправ, задержал КамАЗ с арабскими наемниками. Наши подловили их, загородили "бэтээром" дорогу в узком месте и предъявили требование сдаться. Арабы помолились (на смерть идут, значит), приняли наркотики и приготовились к бою. Но в КамАЗе, кроме 12 арабов, были и мирные жители, взятые заложниками для прикрытия. Наши стрелять не стали. А когда те, уехав, отпустили заложников, наши догнали их и взяли без боя.

На участке 7-й заставы была пресечена переправа силами ВПП "Хумраги". Шли они с той стороны. А прикрытие было как с этой, так и с той стороны. Когда наши накрыли переправу, боевики открыли огонь с афганской стороны и со стороны метеовышки, где засела группа в 13 человек. Потом подъехала автомашина с потушенными фарами, оттуда тоже начали стрелять.

Машина типа КамАЗ подъехала и к одной из застав на Калайхумбском участке. В ней было 43 боевика. Предъявили требования, начали стрелять. Начальник заставы вышел на переговоры, достигли соглашения, командир бандгруппы увел своих. Но минут через сорок они вернулись опять, и опять требования, опять перестрелка. Наши сожгли их КамАЗ, убили одного и ранили троих. На этом дело и кончилось.

В районе Барчида была замечена переправа. Средство переправы потопили, нарушителей загнали на остров и накрыли огнем.

Была пресечена переправа и на участке 1-й заставы. Три афганца переправлялись на лодке в 6.30 утра. Их прикрывала группа из 10 человек. Наряд дал предупредительный выстрел вверх, и по нему был открыт огонь с сопредельной стороны из РПГ, ПК и автоматов. Одновременно с этим на помощь прикрытию выдвинулась группа из 19 человек со стороны их постоянного поста, оттуда же начал работать ДШК. Наряд нанес огневое поражение. Один нарушитель убит, другой ранен, из группы прикрытия убиты двое и трое ранены, остальные отошли в сторону кишлака Лярон. Захвачена резиновая лодка. У нас ранен один пограничник.

В самом Калай-Хумбе пограничники выехали на пресечение переправы. Толпа начала разбегаться, и по "бэтээру" из-за дувала сработал гранатомет. Выстрел попал чуть ниже крышки люка, и взрывом разнесло голову нашему парню, погиб младший сержант контрактной службы Евгений Доровских.

Боевики сами же убили того, кто стрелял из РПГ. У него была кличка "Абба", он из банды Джумы, но в тот момент находился здесь, с язгулемскими боевиками Гоибназара.

Сам Джума пришел из Афганистана еще летом и успел здесь так напакостить, что от него отвернулись многие здешние командиры. Он брат Ризвона, министра обороны правительства в изгнании, и редкой подлости человек (это у них семейное). В тавильдаринских боях он не участвовал, сидел на дороге и грабил колонны с Агахановскими гуманитарными грузами: муку, теплые вещи, медикаменты. Пограничники загнали его в Висхорское ущелье (42 км от Калай-Хумба), и он засел там в кишлаке Убагн, не имея возможности выйти к границе. У него осталось около 30 человек, и он выставил два поста на входе в ущелье. Но сам, без посторонней помощи выйти к Пянджу не может, а помогать ему никто не хочет, так как он устроил беспредел в ущелье (там пять кишлаков): грабит жителей, насилует женщин, требует себе ежедневного пополнения "гарема", зверски изнасиловал до смерти 9-летнюю девочку.

11. Калай-Хумб называют воротами Памира. Именно сюда выходит дорога из глубины республики, отсюда она тянется вдоль Пянджа через весь Бадахшан. А вообще название этого кишлака, столицы Дарваза, переводится как "Крепость на дне кувшина". Это действительно яма. Очень живописная, цветущая, но все-таки яма. Кишлак, известный с древнейших времен, представляет собой длинную улицу вдоль Пянджа, со всех сторон окруженную горами. На той стороне, за Пянджем, буквально в 30-40 метрах - афганский кишлак Нусай. С нашей стороны, на крутом изгибе реки, стекает в Пяндж речка Оби-Хумбоб. И комендатура, вся территория которой составляет всего лишь метров сто на сто пятьдесят, оказывается зажатой между центральной (и единственной здесь) улицей и рекой Пяндж. С правой стороны - за забором и развалинами интерната - упомянутая выше речка. С левой стороны - убогие постройки кишлака. За постройками центральной улицы, за узкой полосой песка, намытого на афганской территории в излучине Пянджа, и сразу за речкой Оби-Хумбоб - круто вздымающиеся вверх горы. И комендатура оказывается на самом дне упомянутого дна, с трех сторон обложенного господствующими вершинами.

Своими воротами комендатура выходит на центральную улицу, которая в этом месте исполняет еще и функции центральной площади (тоже единственной в кишлаке): здесь курится культурный очаг, тлеет административная жизнь и расположен штаб боевиков. До него метров семьдесят, и там кипит-бурлит активная вооруженная жизнь.

Активная жизнь закипела и по эту сторону транспортной артерии. Уже было принято решение о создании к 7 ноября на базе Калайхумбской комендатуры отдельного пограничного отряда, требовалось провести отчетно-учетные разъединительные мероприятия, а тут еще обстановка накалилась, боевики откатывались с Хабу-Рабата, подошла накануне наша колонна из отряда, и так получилось, что к этому дню, 28 сентября, собрались через дорогу от боевиков и на участке комендатуры совершенно разные люди, приехавшие по каналам своих служб налаживать одно общее дело: подполковник Игорь Комаров (зам. начальника Хорогского отряда), полковник Суматохин (из Группы войск), полковник Савенков Михаил Иванович (зам. начальника ОВО), подполковник Геннадий Тихонов (зам. нач. по вооружению), старший лейтенант Сергей Гавриленко (только что переведенный сюда с должности начальника 1-й заставы), старший лейтенант Сергей Кузьмин, капитан Николай Пестриков из службы РАВ отряда, старший лейтенант Андрей Нежданов из инженерной службы, старший лейтенант Александр Маругин по связи, старший техник прапорщик Виктор Коваленко, капитан Юрий Юдин, капитан Евгений Стародонов, капитан Рюмин.

Меня, как человека сугубо гражданского, далекого от службы и ратных дел, зашвырнуло в эти события самым привычным мне образом - по случаю.

12. Стрельба началась в 3 часа дня. Длинные автоматные очереди и беспорядочная пальба сразу из множества единиц оружия, сопровождаемые торжествующим ревом, загремели за воротами комендатуры и покатились вдоль забора по центральной улице кишлака. Это боевики из отрядов Хакима под командованием "Черной руки" на трех КамАЗах перебирались из Паткуноба куда-то на зимние квартиры и, проезжая через Калай-Хумб, решили попрощаться со своими и проверить нервы у пограничников.

Стрельба еще не успела затихнуть, как Комаров дал команду задержать колонну и разобраться. В канцелярию пришел Михеев, он был в лихорадке, болел малярией, к тому же только сегодня вернулся из поездки, но это его участок, и он стал собираться, приказав готовить резерв для выдвижения за колонной. Колонна уже проскочила первый наш пост и шла в направлении 5-й заставы (кишлак Кеврон, 18 км от Калай-Хумба).

Выяснилось, что утром приходил к Гавриленко, исполняющему обязанности начальника штаба комендатуры, руководитель Ванчско-Дарвазской группировки Мухаммади. Накануне вечером сюда пришла из Хорога колонна с Агахановской помощью, привезла муку на 13 машинах. И Мухаммади предупредил, что на трех машинах вместе с мукой, которую надо было забросить куда-то по пути, поедут язгулемские ребята Гоибназара, возвращающиеся к себе на Язгулем, у них, мол, бензина своего нет, и прочие трудности, просил пропустить их через посты. Все перемещения вдоль границы вооруженных лиц как с их, так и с нашей стороны согласовываются по взаимной договоренности между пограничниками и руководством самообороны. Гавриленко дал разрешение. Но вместо группы Гоибназара поехала на этих машинах пришлая банда "Черной руки", да еще и стрельбу устроила.

Удалось разыскать Мухаммади, Михеев взял его с собой на переговоры и выехал с резервом в направлении 5-й заставы. Был дан приказ постам на участке задержать колонну.

13. 5-я застава стоит прямо у дороги, и заслон выставляется просто: из ворот выкатывается БМП и объехать ее нет никакой возможности. Чуть выше заставы стоит казахский пост. Увидев заслон, боевики затормозили и развернулись к бою, обежав заставу и пост по верхам. Муки в их машинах, конечно, не было, зато были снаряды, мины, тяжелое оружие, вплоть до безоткатки, РПО, РПГ.

- Мы только и занимаемся, что тренируем боевиков разворачиваться и сворачиваться, - сказал Комаров и приказал по связи задержать колонну до прибытия коменданта.

На переговоры к боевикам вышел зам. начальника заставы лейтенант Селюк. Боевики обступили его. "Черная рука" тряс у него перед лицом своей черной рукой и кричал, что он "Черная рука", а потому ему все позволено. 12 боевиков окружили Селюка, оттащили его метров на 20 от ворот, объявили заложником, пытались отнять оружие, кто-то ударил. И Селюк взвелся. За неделю до этого (после того, как Леша Горбатый пытался захватить заставу и разоружил местную ее часть в лице нескольких пограничников-памирцев) Костя Селюк подал рапорт командованию с просьбой о переводе из отряда, так как он не понимает целей и задач погранслужбы здесь, когда всякая шваль берется оскорблять российских пограничников, а они не имеют права ответить на это соответствующим образом.

Исполняющий обязанности начальника заставы лейтенант Безвесельный, увидев заварившуюся "кашу", приказал освободить дорогу и пропустить колонну, так как любой выстрел в этот момент мог привести к непредсказуемым последствиям. Выстрел, кстати, прозвучал. Никто не понял, откуда он. Позже выяснилось: в результате неосторожного обращения с оружием был ранен под мышку врач казахстанского батальона старший лейтенант Хакимов.

БМП вкатили в ворота. Вообще эта машина давно не на ходу, ее только и можно что вкатывать и выкатывать, и теперь ее в очередной раз вкатили. Колонна прошла дальше. За время разбирательств у заставы к боевикам "Черной руки" присоединились еще две машины язгулемских боевиков, подошедших из Джавая, и несколько машин, вообще невесть откуда взявшихся. В результате из Кеврона вышли 9 грузовых автомашин (КамАЗов и ЗИЛов) и два уазика. В переднем уазике сидели сам Хаким, Гоибназар и "Черная рука". В колонне было порядка 220 боевиков, масса оружия и 47 заложников из числа военнослужащих МО РТ, взятых в плен при Тавиль-Даре и державшихся до этого в Паткунобе.

- Мы сейчас ваш пост "Висхор" разнесем вдребезги, - сказали боевики на прощание и поехали.

Следом за ними с заставы, не дожидаясь подъезда коменданта, выехали в погоню на "шишиге" (ГАЗ-66) 25 пограничников: капитан Юдин, лейтенант Селюк, старший лейтенант Нежданов, прапорщик Коваленко, российские и казахские солдаты.

- Ну, они камикадзе, - сказал подполковник Комаров и попытался через 5-ю выйти на связь с "Висхором".

14. До Висхорского ущелья от 5-й заставы - 24 км. Примерно за километр до ущелья стоит на склоне горы наш пост "Висхор", там несет службу казахский взвод. На противоположном склоне горы, у входа в Висхорское ущелье, стоит пост Джумы. Такой же пост - напротив, на склоне горы по другую сторону речки. Эта речка и узкая дорога между крутых обрывистых склонов и являются устьем ущелья. Через речку протянут деревянный мост. Он давно заминирован какой-то из банд. Итальянская противотанковая мина с доморощенным взрывателем от ручной гранаты (элементарным запалом) установлена под настилом слишком низко, поэтому транспорт, даже груженый, с известной долей осторожности может пройти через него, что он и делает, только для этого не надо торопиться.

Проскочив по изгибистому проходу между каменными завалами на дороге под казахским постом, колонна обогнула гору и спустилась к устью ущелья. Здесь колонна затормозила, ожидая, когда первый КамАЗ пройдет через заминированный мост. Здесь их и нагнали пограничники. Дали предупредительную очередь. По ним сработал пулемет с дальнего поста Джумы. И началась перестрелка.

Первая машина уже выбиралась на гору и готова была уйти за поворот, когда ее подбили из гранатомета. Тут же подбили и последнюю машину. Машины вспыхнули, в них начали рваться снаряды, люди посыпали за борт. Завязался бой. Не прошло и несколько минут, как полыхали уже 7 грузовиков, двум КамАЗам удалось прорваться и уйти, уазики свернули в ущелье.

Казахи получили приказ на задержание в 17.20, когда колонна уже проходила мимо поста. Они бегом выдвинулись через гору, смели с позиций на противоположном склоне пост Джумы, не успевший сделать ни единого выстрела, и, захватив брошенное бандитами оружие, в том числе и тяжелое, с верхних окопов подключились к бою.

Было около 6-ти вечера. Уже стемнело. Машины полыхали. В них рвались снаряды, гранаты, мины. Лохмотья гари разлетались по горам. Боевики залегли на склоне у дороги: там заросли, речка, крутой обрывистый склон. Пограничники били сверху (с поста Джумы) и сзади. Заложники метались по дороге между двух огней, бежали к своим, но получали сзади выстрелы от боевиков.

Подошел резерв подполковника Михеева и сразу включился в бой. Боевики по речке отступили в ущелье, унося с собой раненых и убитых. Наутро там насчитали 32 трупа, но, судя по кровяным следам на камнях, убитых было гораздо больше.

Мухаммади приехал вместе с Михеевым. Ему нашли белую тряпку, и он махал ею из-за скалы, кричал своим, чтобы прекратили стрелять, потом вышел на дорогу. По нему дали очередь из ущелья - и он прыгнул за камень, бросил белый флаг, махнул рукой, сел в свою машину и уехал.

У Михеева были с собой минометы - три 120-мм и один 82-мм. Преследуя противника, он метров на 300 углубился в ущелье, но было уже темно, слева нависала гора и была возможность обхода противника сверху. Поэтому Михеев отошел к мосту и оттуда начал обрабатывать ущелье из минометов.

С нашей стороны были четверо контуженых и один раненый - казах с 5-й заставы мл. сержант Раджа Батырханов. Пуля попала ему в ногу, но порвала вену, и он истекал кровью. Из-под огня его вытащил лейтенант Селюк. Была оказана первая помощь, но спасти парня не удалось, он скончался, не доехав до заставы. Это был первый погибший здесь казах.

Много раненых и убитых было среди заложников, 18 заложников удалось отбить. Убиты были четыре гражданских водителя, трое водителей ранены.

15. В комендатуре события развивались своим чередом. Никто не знал, куда ехали боевики. По одним сообщениям - они собирались на Язгулем. По другим - на Ванч, к Саламу. По третьим - собирались переночевать на асфальтовом заводе (на повороте на Ванч) и с утра двинуть на Хорог. По четвертым - ехали на Тогмай (это чуть дальше Висхорского ущелья), где должны были состояться сборы полевых командиров. По пятым - ехали разобраться с Джумой, который перехватил недавно несколько машин с гуманитарной помощью.

Как бы там ни было, бой продолжался на Висхоре, и в район столкновения выдвинулся из комендатуры резерв 2-й очереди под командованием начальника Гродековской мангруппы майора Боборея. В комендатуре осталось всего лишь 112 человек, вместе с больными в санчасти, женщинами и гостями. Шел бой, следовало ожидать ответной реакции боевиков, и перед комендатурой встала задача на оборону. Игорь Комаров руководил действиями пограничников на всем участке границы, Сергей Гавриленко - на территории комендатуры. Людей - в окопы, заставам (с 3-й по 7-ю) - в готовность, перейти к непосредственной обороне. Коменданту передали распоряжение командующего из Душанбе: вести бой до полного уничтожения бандгруппы, захватить оружие и убитых.

Заинтересовалась боем и Москва. Оттуда по цепочке безобразно работающей связи "Москва - Душанбе - Хорог - Калай-Хумб - 5-я застава - Висхорское ущелье" требовали отчета от Михеева: что произошло, как разворачивались события, сколько убитых, раненых, их фамилии, звания, каковы потери у боевиков, какое оружие захвачено? Там еще шел бой, горели машины, рвались снаряды, минометы обрабатывали ущелье, а Михееву предлагалось идти в кромешной темноте считать раненых и убитых боевиков, чтобы потом по цепочке связи пошло назад многократно повторенное:

- А единица, двойка, тройка, единица, двойка, тройка, группа бородатых, бородатых, прошла, прошла, в направлении нашего, нашего, а понимай, понимай, эти, эти, который с рукой, с рукой, ты понимаешь? понимаешь? да, да, да нет, ну, индеец, индеец, который с рукой, Чингачгук, ты понимаешь? А три карандашика, карандашика, цепочка...

Это выглядело полнейшим идиотизмом. И главное, все это понимали. Но установленный порядок есть порядок, на то он и установлен. И всю ночь офицеры в канцелярии, меняя друг друга, пытались втолковать в телефонную трубку сведения секретной важности.

16. К восьми вечера на КПП явился Леша Горбатый с двадцатью боевиками. Вообще это не его зона, но здесь, в Калай-Хумбе, находился в то время один из его отрядов - 300 рушанских боевиков. К тому же он отвечал за сопровождение колонн с гуманитарной помощью и нес ответственность за машины, на которых уехали боевики Хакима. Леша был в цветастой тюбетейке, в ярком атласном халате поверх олимпийки, в полуботинках на босу ногу и в присущем ему бешенстве. В горячке он чуть ворота не снес. Он пока не знал, что машины сгорели и есть убитые, но опытным нюхом контрабандиста и финансиста чуял жареное и опасался, что вину за случившееся возложат на него: именно он должен был доставить машины в Хорог, но понадеялся на Мухаммади.

В начале девятого подъехал с правого фланга полковник Савенков. Его здесь все знают, он прослужил на Памире 20 лет, местные жители его уважают, считают своим земляком, и он пользуется большим авторитетом даже среди боевиков. Вместе с Комаровым он вступил в переговоры с разгневанным Лешей.

Еще через полчаса в комендатуру пришел Мухаммади, вернувшийся из ущелья. С ним был Мирмухаммад Сангов, председатель райисполкома. Сангов всплескивал руками:

- Ах, большая война начнется! Большая война начнется!

Мухаммади руками не всплескивал, он был настроен решительно:

- Вас Нероев прислал сюда выселять боевиков, а вы вон что делаете, не даете пришлым уехать. Мы сейчас пойдем на Висхор с вами воевать.

И ушел в свой штаб поднимать людей.

Пока в ущелье работали минометы, комендант поехал на 5-ю пополнить боезапас и горючее. Туда же отвезли освобожденных заложников. Многие из них были ранены, трое - тяжело. Везти их в комендатуру было нельзя, так как возможно было нападение с целью их повторного захвата. На 5-й, для усиления заставы, остался и резерв 2-й очереди.

В 21.15 Мухаммади со своими помощниками и Леша Горбатый в сопровождении свиты телохранителей опять явились на переговоры. Вообще-то они заинтересованы были в том, чтобы пришлые группы отсюда ушли, но не ожидали, что дело обернется таким образом и надо будет выбирать: либо идти на конфронтацию с пограничниками, либо выступить против своих. Леша Горбатый - маленький, худой и необычайно нервный - психовал больше всех. У него вообще такой стиль работы: кричать больше всех, распаляться, заводить других, а когда все вокруг начинают орать - неожиданно умолкнуть и наблюдать, как другие выясняют отношения и что он с этого может иметь. Но стоит им только начать успокаиваться, как Леша опять заводится, кричит, всех грозится уничтожить и мечется, как угорелый, так что его телохранители едва успевают стволы поворачивать в направлении его взгляда.

17. После окончания переговоров несколько групп боевиков двинулись из Калай-Хумба: то ли для выставления постов, то ли для диверсионных действий. На 5-ю передали, чтобы там были готовы, возможно нападение сводной группы боевиков самообороны и ДИВТ.

С 3-й заставы в комендатуру подошел резерв - 35 человек. С 6-й передали, что задержан КамАЗ, в нем 2 раненых боевика, просят пропустить их на Ванч, в больницу.

По радио передали, что поднимаются Ванч и Язгулем. На Язгулеме собралось 400 боевиков, но там может подняться и до тысячи. Мобилизационные возможности Ванча гораздо больше, там властвует Мухаммади. 300 боевиков Ванча уже собрались в дорогу, сколько соберется еще - неизвестно. Задержать их может 7-я застава, она в Ванчской долине, но в очень неудобном месте, и значит, ее блокируют.

На афганской территории поднялись моймайские группировки ДИВТ, готовые поддержать своих в ущелье. А их, базирующихся в районе афганского кишлака Моймай (участок 6-й заставы), насчитывалось много.

В ущелье продолжался бой. Комендант Михеев блокировал выход из ущелья. Там оказались заперты Джума, Мулло Умар, Гоибназар, Хаким, "Черная рука", примерно 350 боевиков. К ним следует прибавить еще 2,5 тыс. боевиков в различных группах на участке. Плюс в каждом доме есть оружие, могут подняться еще. Перед Комаровым встала задача организовать оборону на всем участке границы. Всех женщин комендатуры (7 человек) собрали в одной квартире, где есть погреб, выставили там часовых.

Лейтенант Марина Лядова, начальник ПМП, вооружившись гранатами, подготовила больных санчасти к самообороне.

На 5-й заставе умерли от ран двое из освобожденных заложников. С 6-й передали: подошла еще одна машина, в ней 4 раненых боевика, просятся пропустить их в больницу. Команда отсюда: пропускать только раненых и записывать фамилии, но если они из группы Джумы - не пускать.

За полчаса до полуночи с 6-й сообщили: едет Салам, с ним 8 человек охраны. Что с ними делать?

- Пропустите. 8 человек ничего не решают. И предупредить 5-ю.

Салам уверен, что он здесь самый главный, он все может. Но пришлые группы его не очень-то слушают.

За ночь Леша Горбатый прибегал в комендатуру еще два раза. Кричал, плевался, обещал всех уничтожить. Потом успокоился, исчез. Явился рано утром, скорбный, молчаливый: в ущелье погиб его родственник, надо забрать труп.

Солнце только вставало, было еще прохладно, по Пянджу тянул ветерок. Солдаты сидели в окопах. Боевики развернули пулеметы и гранатометы напротив ворот КПП. По двору комендатуры лениво прошли две свиньи (черная и белая) в сопровождении собаки.

18. Салам не приехал, дорога была заблокирована сожженными КамАЗами, они стояли в узком месте, и их надо было убирать.

Пришли из Хорога два борта для проведения разведполета над ущельем. Третий борт стоял на верхнем плато, в аэропорту.

Пришла директива главкома: закрыть вход в ущелье, поставить там ВПП, никого не пускать. В Душанбе решался вопрос о выдаче трупов.

В половине девятого пришел Халифа - главный представитель духовной власти здесь, наместник живого бога по Памиру. При нем двое - один в костюме, директор завода, родственник Халифы, другой в камуфляже. Попросили бензин и простыни.

- Там погиб внук Халифы. Отец с сыном ехали попутчиками на машине, оказались на месте боестолкновения: отец ранен, сын убит. Надо быстрей забрать, сегодня жаркая погода, труп испортится быстро.

Им объяснили, что там с горевших машин раскидало мины, снаряды, гранаты - опасно ходить. Но они продолжали стоять на своем.

На Висхор к месту боя приехал канадец из фонда Ага-хана. Глянул на раскиданные "эрэсы", мины итальянские, оружие китайского и румынского производства, руками развел:

- И зачем мы сюда помощь присылаем, здесь же черт знает что!

Один хорогский житель, водитель, приехал за своим родственником, тоже водителем, разыскал труп, расплакался:

- Вы, русские, во всем виноваты, вы таджиков убиваете…

Долго не мог успокоиться, приводил все новые и новые обвинения:

- Вы, русские, во всем виноваты, вы наемники, за деньги Рахмонову служите…

И когда уже все аргументы исчерпал, сел возле убитого и тоскливо подвел итог:

- Вы, русские, всегда во всем виноваты, вы Союз развалили. Зачем?!

Приехал за своим родственником и Леша Горбатый. Нашел труп, заботливо упаковал его в спальный мешок, охранники отнесли тело к машине. Леша, бормоча что-то про себя, аккуратно уложил усопшего, устроил поудобнее и пошел за скалу, в ущелье, переговорить с Хакимом. Поговорив и пожав друг другу руки, тепло расстались: Леша пошел к своей машине, Хаким с "Черной рукой" сели в уазик, поехали вглубь ущелья. Тут подлетели вертолеты на разведку, пошли над ущельем. Хаким со своими людьми выскочил из машины, начал стрелять. Одновременно со стороны Афганистана ударила по вертолетам очередь из ДШК. Борты развернулись и провели нурсование. На горной высоте и по ущелью загрохотали взрывы.

Леша бросился к своей легковушке, вышвырнул оттуда труп родственника и бухнулся на сиденье.

- Ты зачем труп бросаешь? - спросил его капитан Стародонов. - Ведь родственник все-таки.

- Что я, дурак? Стреляют же! - заорал Леша и приказал водителю: - Гони!

Машина резко рванула с места.



Категория: Казахстанцы в миссиях за рубежом (с 1991 года) | Добавил: Marat (07.12.2011)
Просмотров: 2133 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Статистика

Онлайн всего: 4
Гостей: 4
Пользователей: 0