Свергнув Саддама Хусейна силой оружия, США затем оставалось только наблюдать, как цепь последующих событий меняла до неузнаваемости страны Ближнего Востока

Есть один аспект в многоплановой и неоднозначной ближневосточной политике США, который не всегда до конца учитывается при попытке понять со стороны логику американских действий в этом районе мира. Речь идет о так называемой стратегии большого взрыва.

Многочисленные рекомендации американских аналитических центров вновь избранному президенту Бараку Обаме по поводу его будущей политики на Ближнем Востоке появлялись в последние месяцы на фоне жесточайшей критики, которая звучала в адрес его администрации за невнятную и близорукую позицию в этом регионе в первый срок президентства, особенно после взорвавших регион революций "арабской весны". В чем только ни обвиняли Обаму: и в отсутствии какого бы то ни было подобия стратегии в регионе, и в слабой поддержке новых "демократических" сил, и в предательстве союзников, прежде всего Израиля, и в недостаточной жесткости в отношении Ирана, и в стремлении вообще уходить от решения любых возникающих здесь проблем.

Показательно, однако, что в числе рекомендаций Обаме на следующий срок предлагаются как раз те подходы, за которые его критикуют. К примеру, эксперты лояльного демократам Brookings Institution советуют не отдавать предпочтение ни одной из политических сил в странах, где после "арабской весны" произошла смена власти, и вообще по возможности держаться в стороне от разгорающихся в мусульманском мире противостояний.

Что же собой представляет на самом деле политика США на Ближнем Востоке в последние годы? Действительно ли США меняют свой подход к региону или Барак Обама является последовательным проводником линии, намеченной еще неоконами администрации Джорджа Буша-младшего?

Стратегия

"Идеи имеют значение" (Ideas do Matter), любили повторять неоконсерваторы в администрации президента Джорджа Буша. Многие политики из ближайшего окружения президента, такие как, например, Кондолиза Райс или Пол Вулфовиц, имели академическое прошлое и поэтому при разработке американской внешней политики были склонны внимательно прислушиваться к мнению ученых и политических стратегов.

В этом плане не стала исключением и подготовка к вторжению в Ирак 2003 года. К обсуждению задач США на Ближнем Востоке в тот важнейший для американской внешней политики момент были подключены многие эксперты, в том числе из академической среды. А сама иракская операция, по свидетельству одного из ведущих американских политических аналитиков Томаса Барнетта, хорошо знающего американскую политическую кухню, с самого начала рассматривалась администрацией Джорджа Буша как стратегическая задача с далеко идущими последствиями.

В своей книге "Великие державы: Америка и мир после Буша", вышедшей в 2009 году, Барнетт констатировал, что одной из главных целей операции было смешать фигуры на большой шахматной доске Ближнего Востока, запустить здесь политические, экономические и социальные процессы, которые бы вывели регион из политической спячки, подтолкнули глубинные трансформации в арабском и мусульманском мире и в конечном счете втянули бы регион в орбиту общемировых глобализационных процессов.

К свидетельствам Томаса Барнетта стоит присмотреться внимательно. Американские исследователи ближневосточной политики США признают, что именно Барнетт вместе с известными учеными, специализирующимися по Ближнему Востоку, Бернардом Льюисом и Фуадом Аджами, оказал наибольшее влияние на формирование представлений окружения Джорджа Буша-младшего о Ближнем Востоке и на выработку стратегии в этом регионе. Причем именно идеи Томаса Барнетта, эксперта по военно-стратегическому планированию, стали "краеугольным камнем новой национальной стратегии администрации президента Буша".

Описывая логику этого подхода, получившего название "стратегия большого взрыва", сам Томас Барнетт писал: ""Большой взрыв", нацеленный прежде всего на демонстрационный эффект, должен был стать также прямой откровенной попыткой встряхнуть застойный Ближний Восток, где десятилетия дипломатических усилий и военного реагирования внешних сил, прежде всего США, на местные кризисы не привели ни к каким результатам".

Разработчики стратегии отдавали себе отчет в том, что детально предсказывать и пытаться контролировать дальнейший ход событий после хирургического вмешательства в Ираке было бы абсолютно нереально. "Мы можем спровоцировать изменения своими действиями, но не способны контролировать конкретные направления и сроки запущенных нами процессов",- подчеркивают они. Как отмечал Барнетт, идея была в том, что "независимо от того, добьются ли США успеха в Ираке, регион в любом случае навсегда станет другим просто в силу неизбежной цепи последствий, вызванных такой массированной интервенцией".

Одной из конечных целей стратегии называлась демократизация Ближнего Востока. Однако сразу надо отметить, что в США всегда отдавали себя отчет во всех слабостях пропагандистских призывов к немедленному внедрению демократических институтов в странах мусульманского мира. Бернард Льюис, один из упомянутых идеологов операции против Ирака, отмечал: "Есть вещи, которые мы не можем навязать. Свободу, например. Или демократию. Демократия - это очень сильное лекарство, которое можно давать пациенту только маленькими порциями, постепенно увеличивая дозу. Иначе вы рискуете убить пациента. По большому счету мусульмане должны сделать это сами". Другие американские стратеги, если суммировать их подходы, говорили примерно так: "Европе для формирования светских государств и демократических институтов пришлось в течение нескольких веков пройти через страдания и кровь, через революции и войны, в том числе религиозные. Самостоятельное преодоление всех проблем на этом пути нельзя заменить никакими прививками со стороны. Но вот подтолкнуть этот процесс - другое дело. Движение в этом направлении должно когда-то начаться".

Составной частью "стратегии большого взрыва" были и задачи обеспечения безопасности США в условиях, когда на первый план для них выдвинулась борьба с международным терроризмом. По словам Томаса Барнетта, "задача не в том, чтобы Запад боролся с исламом, а в том, чтобы правоверный ислам вступил в борьбу с фундаменталистским исламом". По замыслу авторов "стратегии большого взрыва", неизбежное после свержения Саддама Хусейна обострение столкновений между местными экстремистскими формированиями было бы выгодно для США, поскольку замкнуло бы террористические группировки на борьбе друг с другом, отвлекая их от действий на международной арене. "Весь терроризм - местный. И надо либо иметь с ним дело там, либо придется защищать Америку от внешнего мира", продолжал свою мысль Томас Барнетт.

Вряд ли имеет смысл искать в изложенных Томасом Барнеттом обоснованиях иракской операции попытку задним числом выставить в выгодном свете дальновидность американских политиков. Аналогичные идеи подробно излагались им же и в преддверии вторжения в Ирак. В книге-бестселлере 2004 года "Новая карта Пентагона", где были суммированы получившие широкий резонанс на Западе концептуальные подходы США в сфере обеспечения глобальной безопасности, были сформулированы и три конкретные задачи применительно к Ближнему Востоку. Они включали в себя вторжение в Ирак как исходную точку для начала политических трансформаций в регионе, сокращение импорта ближневосточной нефти как толчок для трансформации местных экономических систем, а также воздействие на арабскую молодежь как на важнейший фактор будущего интегрирования региона в глобальную экономику.

Дискуссии по ближневосточной проблематике, которые идут в США в последнее время, показывают, что идеи начала 2000-х годов по-прежнему живы и являются своеобразным кодом для понимания внутренней логики действий США в регионе. Авторы "стратегии большого взрыва" также по-прежнему "на слуху" и продолжают анализировать текущую ситуацию в контексте политических процессов, запущенных на Ближнем Востоке иракской операцией 2003 года. Достаточно процитировать некоторых из них. К примеру, Фуад Аджами писал вскоре после начала "арабской весны": "Два деспота, в Тунисе и Египте, пали, и есть абсолютно прямая связь между тем, что случилось в Ираке в 2003 году, и тем, что происходит в наши дни во всем остальном арабском мире".

Политическое землетрясение

В развитии ситуации на Ближнем Востоке после свержения Саддама Хусейна и до наших дней отчетливо выделяются два этапа - до и после "арабской весны". Кардинальные политические изменения в этой части мира, толчком к которым послужила иракская операция, в конечном счете привели к "политическому землетрясению" 2011 года, которое в свою очередь запустило новые процессы в регионе, имеющие долгосрочный характер и касающиеся всех сторон жизни Ближнего Востока.

В первые годы после свержения Саддама Хусейна сам факт резкого ослабления Ирака и длительного пребывания там американского военного контингента оказал заметное влияние на динамику изменений в расстановке сил в регионе. В первую очередь эти события положили начало усилению позиций шиитского Ирана, который не только руками США избавился от саддамовского Ирака как своего основного противника, но и обрел в его лице фактического союзника, поскольку на ключевых государственных постах в этой стране оказались шиитские лидеры. Результаты событий в Ираке вдохновили Иран на более активное продвижение старых идей "экспорта шиитской революции", то есть в конкретной ситуации последних лет - на активизацию шиитских общин и организацию протестных выступлений шиитов в странах Северной Африки и Ближнего Востока. На фоне ослабления Ирака оживились амбиции другого его соседа - Турции, где в те же годы стали нарастать тенденции ползучей исламизации внутриполитической жизни, сопровождаемые активизацией страны на ближневосточной политической сцене под лозунгами построения "новой Османской империи". Усиление шиитского Ирана заставило всерьез заволноваться и аравийских монархов, считающих себя лидерами суннитского мира и готовых бороться с иранской угрозой на всем пространстве Ближнего Востока.

Важную роль в нарастании политических противостояний в регионе в этот период стал играть набиравший силу политический ислам. Прорывом в этом отношении в свое время явилась еще исламская революция в Иране 1979 года, но тенденция заметно усилилась именно после вторжения США в Ирак. Политизация многочисленных региональных исламистских группировок и партий, находящихся под перекрестным влиянием Ирана, Турции и аравийских монархий, стала быстро перерастать в шиито-суннитское противостояние, на одном полюсе которого находится Иран с его немногочисленными союзниками в лице Сирии, Ливана и Ирака, а на другом - практически все остальные страны региона, контролируемые суннитами. В конечном счете это противостояние теперь вылилось в прямой военный конфликт в формате гражданской войны в Сирии.

В годы, последовавшие за иракской операцией, у США и стран Запада появилась неожиданная возможность более активно реализовывать еще одну из идей "стратегии большого взрыва", связанную с воздействием на умонастроения арабской молодежи. Речь идет о проникновении на Ближний Восток новейших информационных и коммуникационных технологий, прежде всего спутникового телевидения и интернета. Эксперты по региону сходятся во мнении, что горючим материалом для масштабных волнений, неожиданно полыхнувших по всему региону после событий в Тунисе, стали именно массы нищей безработной молодежи, пропитавшейся идеями об окружающей ее тотальной несправедливости и получившей возможность сравнивать свою жизнь с картинками процветания в развитых странах.

По признаниям американских экспертов, события "арабской весны" "застали врасплох" администрацию Барака Обамы. Однако дальнейшие действия США в регионе вряд ли можно оценивать как проявление растерянности или отсутствия у американцев внятной стратегической линии.

Как ни парадоксально, но одним из важнейших факторов влияния США на развитие внутренних процессов в регионе к моменту "пробуждения" арабской "улицы" стало именно постепенное ослабление здесь американского присутствия и влияния. Причем это связано не только с выводом американских войск из Ирака и подготовкой к уходу американцев из Афганистана.

С началом глобального экономического кризиса и приходом администрации Барака Обамы именно линия США на постепенное сокращение стратегического присутствия в регионе открыла простор для дальнейшей активизации местных политических игроков. Как отмечает в своей последней книге "Каждая нация за себя" один из ведущих американских политических аналитиков Иан Бреммер, "теперь, когда США больше не могут позволить себе роль глобального полицейского, можно ожидать роста борьбы на региональном и местном уровне по мере того, как воспрянувшие местные игроки будут включаться в сражение за доминирование в своем регионе".

Важно, что в этих условиях местные политические лидеры лишаются традиционных форм политической и иной поддержки с американской стороны, а у американцев появились неожиданные дополнительные возможности влияния на развитие ситуации. Тот же Иан Бреммер отмечал, что "американская поддержка протестующих в Египте продемонстрировала саудовским правителям, что в случае таких же беспорядков в Эр-Рияде они не смогут рассчитывать на Вашингтон". В итоге одним из первых следствий "арабской весны" стало, по оценке известного знатока ближневосточных реалий Евгения Сатановского, начало "демократизации монархий". По его словам, "введения конституции в Марокко и ограничения королевской власти в Иордании еще можно было ожидать, но предоставление женщинам избирательного права в консервативной Саудовской Аравии оказалось сюрпризом для экспертов, который лучше всего характеризует степень напряженности отношений между властной элитой и населением стран с традиционным жизненным укладом".

После того как регион пришел в движение, а местные политические процессы приобрели собственную динамику, американцам оставалось лишь действовать по ситуации, идя вслед за событиями. Эту линию мы и наблюдаем на Ближнем Востоке с первых месяцев президентства Барака Обамы, но особенно после начала "арабской весны". Такой подход, получивший после ливийской операции название leading from behind (лидерство из-за спины), по признанию многих экспертов, оказался оптимальным для США в сложившейся ситуации.

Немало критики вызывает декларируемая американцами поддержка "демократических" процессов на Ближнем Востоке и их заигрывание с исламистскими партиями. Однако эта линия США находит понимание у многих серьезных аналитиков. К примеру, академик Евгений Примаков в одном из своих интервью отмечал, что "американцы ведут себя умно по отношению к тем силам, которые сейчас у власти в Египте, пытаются найти с ними общий язык... Это правильно хотя бы для того, чтобы удержать исламистов на умеренных позициях". А в американских аналитических исследованиях такой подход США объясняют примерно так: "Не надо пытаться игнорировать новые силы только потому, что они американцам не нравятся. Пока придется иметь дело с теми силами, которые находятся у власти. Но не следует вступать с ними в слишком тесные отношения. Нужно исходить из того, что ситуация будет развиваться, и не исключено, что исламисты вскоре начнут терять поддержку населения из-за своей неспособности решить срочные социально-экономические проблемы и им на смену, скорее всего, придут более умеренные партии".

Снижение активности США на Ближнем Востоке имеет и другие важные последствия для региона. Местным политическим гегемонам, прежде всего Саудовской Аравии, приходится теперь рассчитывать лишь на региональных союзников в своих усилиях по сдерживанию революционной активности и в борьбе с тем же Ираном. Не случайно, например, заметно активизировалась деятельность контролируемого Саудовской Аравией Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива, для участия в котором приглашены теперь еще Марокко и Иордания. По оценке Иана Бреммера, "уже одно то, что саудовские официальные лица больше не имеют возможности решать серьезные проблемы просто в результате нескольких бесед с американцами, само по себе является тектоническим сдвигом на политическом ландшафте Ближнего Востока".

Оценивая некоторые итоги политики США на Ближнем Востоке в первый срок президентства Барака Обамы, можно признать, что демократическая администрация в целом восприняла заветы идеологов "стратегии большого взрыва", главным из которых было не пытаться контролировать естественный ход событий в регионе, но по возможности подталкивать и ускорять здесь естественные исторические процессы. Очевидно и то, что под воздействием ряда объективных обстоятельств возможности и желание США влиять на происходящие здесь процессы действительно постепенно уменьшаются. Что же это за обстоятельства?

Перспективы

Иан Бреммер, весьма авторитетный публицист, хорошо знающий настроения в американском политическом истеблишменте, достаточно подробно аргументирует причины того, почему "американские политики все меньше хотят тратить время, энергию и ресурсы на поддержание стабильности" на Ближнем Востоке. По его мнению, особое значение имеют факторы, связанные с изменением настроений в американском обществе. На фоне внутренних экономических проблем американцев все меньше интересуют проблемы внешней политики. Этому способствует и ощущение "отсутствия какой-либо особой, легко идентифицируемой угрозы для американской безопасности, которая позволила бы сформировать широкую общественную поддержку более активной внешней политике".

Есть и еще ряд тенденций, объясняющих постепенное снижение активности США на Ближнем Востоке.

Прежде всего надо обратить внимание на то, что вполне в духе "стратегии большого взрыва" вскоре после начала иракской операции 2003 года администрацией Джорджа Буша-младшего был декларирован курс на снижение зависимости США от ближневосточной нефти. В 2005 году президентом был подписан одобренный Конгрессом закон "Об энергетической политике" (Energy Police Act), в соответствии с которым усилия США должны быть направлены на увеличение внутренней добычи минерального топливного сырья и постепенное снижение зависимости США от импортных поставок нефти. Эти усилия, между прочим, дают свои плоды. "Сланцевая революция" в США уже привела к уходу США с ближневосточного газового рынка, лишив ключевого местного экспортера сжиженного газа - Катар - основного покупателя. А по последним прогнозам американского управления энергетической информации, США планируют к 2020 году в два раза сократить зависимость от ближневосточной нефти, а к 2035 году - полностью прекратить ее импорт из региона.

К другим важнейшим факторам, объясняющим снижение американской активности в ближневосточном регионе, относится признанное большинством американских политиков и аналитиков снижение реальных возможностей США претендовать на глобальное присутствие во всех регионах мира, а также тесно связанное с этим решение не распылять усилия и ресурсы, а сконцентрировать их на ключевых для США направлениях, главным из которых объявлен Азиатско-Тихоокеанский регион. Этот вектор во внешней политике уже получает практическую реализацию в рамках принятых американским руководством стратегических установок и концепций.

Конечно, наряду с реализацией стратегических подходов к региону американцам еще долго придется решать и проблемы, связанные с текущими политическими задачами, которые для Ближнего Востока обычно формулируются как обеспечение пока еще критически важных для США поставок нефти, поддержка Израиля, борьба с международным терроризмом и иранской ядерной угрозой. По мнению американских аналитиков, в ближайшие годы на Ближнем Востоке следует ожидать усиления трений между Саудовской Аравией, Турцией и Ираном, развитие событий в Египте будет иметь преимущественно мирный характер, гражданская война в Сирии будет обостряться, а Израиль будет ощущать себя все в большей изоляции. В целом Ближний Восток по-прежнему останется наиболее неспокойным районом мира. Что касается иранской ядерной проблемы, то, судя по дискуссиям в американском академическом сообществе, в обозримой перспективе нельзя исключать самых неожиданных поворотов, вплоть до нормализации двусторонних отношений.

Андрей Макаров
№46 (1000), 19.11.2012

Источник - Журнал "Коммерсантъ Власть",