Со времени исчезновения с исторической арены воинственных хуннов Китай наконец-то сумел заполучить долгожданный мир на своих северных границах на нас - продолжительное время. Нет, воинственные, беспокойные кочевники не исчезли и не растворились, влившись в состав земледельческих государств, просто их многочисленные племена раздробились на мелкие группы, которые довольствовались тем, что соперничали друг с другом за скудные пастбища. Прозорливые же сыны Поднебесной империи умело и, главное, вовремя подбрасывали кизяк в это тлеющее пепелище. Но так не могло продолжаться вечно, и, несколько веков спустя на окраинах степи, в далеком Алтае, появилось небольшое племя, воинам которого не давали покоя подвиги их предков – хуннов. Звали этих людей көк түркілер – голубые тюрки. Это дословный перевод, а смысловой -небесные тюрки, потому что они считали себя сыновьями Көк Тәңірі – синего неба. Под руководством своего знаменитого предводителя Ашины они смогли заново объединить всех кочевников под одним голубым знаменем с золотой головой волка. Сделать это было непросто. Одних пригласили в союзники, других пришлось покорять, третьих истребить чуть ли не поголовно... Покончив с суверенитетом ближайших соседей-кочевников, они, как и их знаменитые предшественники хунны, устремили свои алчные взоры на восток, на самый лакомый кусок – Поднебесную империю. Вскоре, не выдержав их могучего напора, китайцы снова вынуждены были опуститься на колени и ввязаться в долгую, изнурительную борьбу за мир на своих западных рубежах. И снова судьба империи не раз висела на волоске от гибели...

Но явившимся с Алтая новым завоевателям одного Китая уже было мало. Их неутомимые всадники, в отличие от хуннов, лишь недобитая часть которых в лице гуннов, спасаясь от беспощадных китайских полководцев, бежала на европейскую часть материка, сознательно двинулись на запад покорять народы Средней Азии, Кавказа и Восточной Европы. Покорять государства, через территории которых проходил Великий Шелковый путь...

Невольно возникает вопрос: какая же сила могла подвигнуть забитых до недавнего времени кочевников совершить такое? Неужели причиной этого была лишь непоколебимая вера всех, кто встал под знамя с золотой головой волка, в неукротимый боевой дух голубых тюрков, которые и подняли этот стяг? Да, отчасти благодаря этому, но не только. Такое удалось сотворить благодаря тому, что кочевники смогли кардинально изменить свою военную стратегию. Отныне доведенный до совершенства хуннами дистанционный бой отошел в разряд одного из тактических приемов ведения сражения, а маневренная конница, призванная ими изматывать противника, научилась атаковать боевым строем. Стремительно напав на врага бронированной лавой, они сеяли смятение в ряды обороняющихся, после чего планомерно разбивали их на части и, обратив в бегство, уничтожали. Для достижения этой цели тюркам понадобилось возродить латную конницу, которая когда-то была уже у их далеких предков скифов и называлась катафрактарии. Правда, латы теперь состояли не из тяжелых бронзовых пластин, а из железных, которые были тоньше, легче и главное, намного прочнее. Конечно, тюркам для того чтобы переворужится, нужно было раздобыть очень много железа. Сделать это удалось благодаря сказочным богатствам Алтая, где в изобилии имелись залежи железной руды. Здесь нужно особо отметить тот факт, что способ получения железа у тюрков был сыродутным. Суть его заключается в восстановлении железа путем химического соединения его окиси с окисью углерода, которое дает губчатую металлическую массу – крицу. Качество же кричного железа даже сегодня считается горазде выше доменного. Именно развитием собственной металлургии у тюрков можно объяснить появление у них латной кавалерии, которую китайские источники позже назвали фули – волки. Фули -  это по-тюркски значит волк (бөрі - бури). Этот хищник издревле являлся тотемом тюрков. Согласно легенде, они считали себя потомками принца, искалеченного и брошенного врагами умирать , которому не дала погибнуть от голода и ран голубая волчица. Она же позже родила ему несколько сыновей, от которых размножился тюркский ел - народ.

Железо было известно кочевникам и раньше, но заслуга тюрков в том, что именно они смогли ввести его в массовое употребление, чем сумели поставить себя в независимое положение по отношению к Китаю и Тибету. Обретя же вожделенную независимость, а вместе с ним и уверенность в своих силах, они тут же принялись за то, что умели делать кочевники лучше других – выносить тяготы длительных походов и совершать внезапные, молниеносные набеги. При этом тюркские латники оказались достойным противником и для китайских пеших копейщиков, и для иранских конных стрелков. В рукопашной схватке с легковооруженным противником тяжелая конница тюрков имела все преимущества, однако при осаде крепостных стен прекрасная в полевой войне армия кочевников в который раз показала свою несостоятельность. Спешившийся латник-кочевник был, как и прежде, мало боеспособен. Одним словом, городские стены снова оказались непреодолимым барьером для кочевников, положив предел распространению их кочевой державы. Нет, им порой удавалось брать приступом хорошо укрепленные города-крепости, но все же они старались избегать малопродуктивных осад. А вот военная доктрина тюрков по сути не претерпела существенных изменений, оставшись прежней, про-хуннской. Так что обновленная военная стратегия кочевников со своей главной задачей – заставить считаться с собой Китай и другие богатые страны и при этом получать максимальную выгоду при минимальных затратах с них – справилась просто блестяще.

Как оказалось, за тот долгий промежуток мира, который установился в степи после истребления хуннов, китайцы успели подзабыть обретенные навыки ведения войн против кочевников, за что были жестоко наказаны. Тюрки сразу же взяли инициативу в свои руки и лишили возможности китайцев использовать свое численное преимущество. Для этого они сначала заставили регулярную Суйскую армию растянуться по всей линии Великой стены, а когда пограничные силы китайцев были рассредоточены, то легко разбили их, заставив остатки войск укрыться за спасительной стеной. После этого тюркские всадники спешно форсировали Великую стену в двух наиболее небрежно сооруженных местах и стремительно устремились вглубь оставшейся беззащитной страны. Хроники сообщают, что за короткое время в шести самых богатых областях Китая не осталось домашнего скота, который был частью угнан на север, а частью съеден. После этого обреченные на голод кочевники вынуждены были сами уйти обратно в степь. И хотя после происшедшего генерал Ян Цзянь заметил, что «...тюркские ратники пренебрегают и наградами и наказаниями, мало уважают своих начальников и по большей части не соблюдают порядка», китайским полководцам пришлось заново учиться сражаться с возродившимися из пепла воинственными кочевниками. А чтобы учиться, нужно было выиграть время. И тогда китайские правители пустили в ход старые, испытанные приемы. Принялись тюркских ханов, как когда-то хуннских шаньюев, под благовидными предлогами задаривать разного рода подарками – дорогими шелковыми тканями и прочими ценностями, то есть выплачивать завуалированную дань. Так, во времена правления Бильге кагана, в обмен символической «дани» в 30 лошадей император Сюаньцзун только в 727 году прислал в тюркскую ставку 100 тыс. кип шелка! О силе тюрков, с которыми вынужден был считаться император, свидетельствуeт и эта запись, сделанная китайским хронистом: «Никогда еще западные варвары не были столь могущественны».

Пока на востоке китайцы заново переучивались противостоять кочевникам, последние вторглись на территории, где прежде пересекались интересы двух давних, непримиримых соперников – Византии и Ирана. Тюрки решили стать третьей силой, претендующей на большую часть доходов, которую приносил Великий Шелковый путь. Первый же поход тюрков в Восточный Иран обратил в бегство семидесятитысячную персидскую армию, открыв воинственным кочевникам дорогу в Хорасан, Талекан, Балх и Герат. Причиной такого небывалого поражения иранцев были низкие боевые качества их линейной пехоты, которую легко смела латная конница кочевников. Желая развить успех, предводитель тюрков Янг Савэ, младший сын хана Кара Чурина, отправил сообщить шаху Хормизду: «Исправьте мосты на ручьях и реках, чтобы по ним я мог въехать в вашу страну, и постройте мосты на реках, которые не имеют их. То же самое сделайте с реками и ручьями, через которые ведет моя дорога из вашей страны к румийцам (византийцам), так как я намереваюсь через вашу страну туда пройти». По этому ультимативному тексту можно сделать вывод, что тюрки были абсолютно уверены в своих силах, хотя и хитрили, пытаясь завуалировать свои цели. Иранцы предпочли дать решительный бой, и отправленный дать отпор захватчикам Бахрам, властитель Армении и Азербайджана, для этого попросил дать ему 12 тысяч стрелков в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Расчет его был прост: эти много повидавшие на своем веку ветераны имели неоценимый боевой опыт, которого не было у большинства ополченцев. К тому же персидские стрелки в те времена считались лучшими стрелками. Они достигли вершин мастерства, натягивая тетиву не к груди, а к уху, что позволяло им поразить противника на расстоянии до 700 метров.

Главные силы противников встретились в Гератской долине, куда кружным путем через Курдистан пробрался Бахрам. Этот маневр позволил его воинам оказаться в тылу у тюрков, что стало полной неожиданностью для кочевников. Надо отметить, что тут не обошлось без дезинформации противника. Дело в том, что персы нарочно отправили одного из своих придворных, который был уступчив настолько, что сумел изменить направление наступления Янг Савэ и завести войска последнего в заранее оговоренное место. Тем не менее тюркам, несмотря на то что они оказались в довольно узкой долине, в начале сражения удалось охватить фланги персов. Ярость и желание кочевников драться насмерть произвели на персов удручающее впечатление, в рядах которых чуть было не возникла паника. В какой-то момент даже сам Бахрам начал подумывать о бегстве, но его остановило то, что путь к отступлению загораживали те самые горы, которые помогли ему обойти противника. Но тут лишенная маневренности тюркская конница увязла в плотных рядах обороняющихся персов, и Янг Савэ, видя бесплодность кавалерийской атаки, вынужден был ввести в бой... слонов. И тогда наступил звездный час персидских лучников, которым удалось продемонстрировать свое блестящее мастерство. Их стрелы вонзались в уязвимые места слонов – в хоботы и глаза. Наряду с обычными стрелами в слонов летели и огненные, то есть обмотанные паклей и подожженные. Взбесившиеся от боли слоны потоптали самих же тюрков, которые в панике бежали. Вскоре Савэ был убит, а из его воинов сумели спастись только один из десяти.

Тех, кто выжил, позже сумел собрать сын Янг Савэ, Парвуда, и они какое-то время сражались, используя классическую тактику кочевников – внезапные набеги и ночные нападения. Но и от них отвернулась удача, и, в конце концов, Парвуда попал в плен. Позже, по заключению мира между персами и тюрками, он возвратился домой.

Первый же поход тюрков во главе с принцем Янг Савэ привел к тому, что Иран оказался на краю гибели, но победа под Гератом позволила персам отодвинуть конец своей державы еще на полвека. А пока тюрки как пришли, так и ушли. Ушли в свои степи, чтобы накопить силы и сделать выводы из неудач. 

Если с Ираном воинственные тюрки находились в постоянной конфронтации, то в отношениях с Китаем неожиданно произошли удивительные перемены в сфере взаимного культурного влияния. Так, в эпоху китайской династии Тан неожиданно возникла мода на все тюркское – одежду, жилище, пищу... Был даже составлен китайско-тюркский словарь, который, к сожалению, не сохранился. Многие китайские вельможи ставили юрту у себя во дворе и переселялись в нее на зимнее время. О достоинствах жилища кочевников ими слагались стихи. Но самое главное для китайцев было то, что близкое соприкосновение с образом жизни тюрков позволило скорее найти противоядие их победоносной военной тактике. Основатель династии Тан, сам полутюрк по происхождению, Лю Юань, будучи еще офицером пограничных войск, последовательно и терпеливо приучал своих солдат к новому строю, заимствованному у кочевников. Солдаты должны были жить в юртах, питаться мясом и молоком, ездить верхом и участвовать в облавных охотах. Он сумел добиться того, чтобы его вновь образованные конники по боевым качествам перестали уступать тюркским. Все эти перемены довольно скоро стали приносить хорошие плоды.

Летом 599 г. китайские генералы Гао Фань и Ян Со столкнулись с Дату-ханом. Вот как описано то сражение китайским летописцем: «Прежде генералы, сражающиеся с туцьзюесцами, увидев, что конница их стремительно вторгается в линию, так располагали фронт, чтобы колесницы, пехота и конница взаимно могли друг друга подкреплять. Из рогаток составляли батальон-каре, и конница находилась внутри оного. «Сей древний способ, – сказал Ян Со, – недостаточен к одержанию победы». Почему и поставил вперед конницу. Дату-хан с радостью сказал: «Это небо награждает меня». Он сошел с коня, возвел глаза к небу и поклонился. Потом со своей конницей пошел вперед. Офицер Чжулохеу сказал: «Неприятели еще не выстроились порядочно, надобно учинить нападение» - и с лучшей конницей выступил против них. Ян Со вслед за ним выступил с главной армией, и туцьзюесцы были совершенно разбиты». Одним словом, в этой битве китайцы сумели вырвать инициативу из рук тюрков, предприняв контратаку своей новой конницей, которая в прежние времена находилась внутри каре, что лишало ее маневренности. Внезапная контратака, предпринятая китайской конницей, смягчила удар тюркских латников и расстроила их боевые порядки. Пехота же, введенная в схватку своевременно, решила исход сражения численным преимуществом. Эта новая военная тактика, выработанная китайскими генералами, стала предвестницей скорого и неминуемого конца гегемонии тюрков. Но это произошло не сразу. Еще долгое время успех сопутствовал то одним, то другим. Вскоре тюрки сообразили, что тактика китайцев переменилась, и тогда они быстро внесли существенные изменения в свою стратегию. Теперь они переставили акцент исключительно на внезапность нападения. При этом они стали придавать большое значение разведке и сбору информации через своих шпионов. Однажды, благодаря этому, им даже удалось запереть самого императора в одной из крепостей, и лишь подоспевшая вовремя регулярная армия спасла того от плена. Возможно, все кончилось бы для императора намного хуже, если бы не привычка тюрков после того, как им удавалось заставить китайский гарнизон засесть в крепости, предаваться грабежу. То есть, часть из них оставалась осаждать его, а другая половина принималась опустошать область. А когда грабить становилось некого и нечего, то осада внезапно снималась и кочевники исчезали в течение одной ночи.

Примечательно, что тюрки в ходе своих военных операции стремились всячески дезинформировать противника. Например, тюркский предводитель Чулохоу, используя разобщенность в среде китайских вельмож, поднявших мятеж, во время своего похода усиленно распускал слухи, что вместе с ним движется китайский вспомогательный корпус, и демонстративно выставлял знамена, подаренные когда-то ему суйским императором. Это вскоре принесло свои плоды, так как многие колебавшиеся из китайцев поспешили под его покровительство.

Но все это были успехи локального характера, и как только в Китае воцарялась новая сильная династия, то наступало время ослабления военной мощи кочевников. Пришедшие к власти хитрые китайские императоры пускали в ход все средства – от военных походов до примитивных подкупов.

Изобретательность китайских полководцев во время походов просто поражает. Чтобы заставить остановиться тюрков, они травили колодцы, поджигали степь, вырезали скот, который находили в окрестностях. А однажды один из китайских полководцев во время сражения с кочевниками применил вообще небывалый прием: на пригорок, недалеко от поля битвы, вышли музыканты, танцовщицы и начали представление. Степняки заинтересовались и стали смотреть на прекрасных китаянок, а в это время китайские войска зашли им в тыл и бросились в атаку. Пленных не брали. Спаслись только те, которых вынесли степные кони...

А вот попытки китайцев подкупить тюрков или их союзников не всегда давали нужный результат. Нет, желающих заполучить шелк даром всегда хватало, но за него часто приходилось расплачиваться собственной головой. Например, сторонника Китая Кинюй-шада обезглавил младший брат Юн Йоллыга и отправил его труп лично императору. Не забывал китайский двор и об еще одном безотказном способе ослабления своего неуступчивого противника – выдавать за тюркских принцев китайских принцесс. Как правило, после этого жених получал множество подарков и быстро привыкал к роскоши. Дальше ему предлагали перебраться ближе к границе, после чего превращали в удельного князька, чем возвышали в глазах соплеменников. Его всячески купали в шелках и деньгах, чтобы вызвать у остальных тюрков зависть и желание пойти на службу к китайцам. Иногда возле такого удельного князька собиралось значительное количество «вассалов». Таких «вассалов» также поили и кормили безвозмездно, уверяя, что в Китае всего много и за вино и пищу плата не берется. Однажды, чтобы поразить воображение кочевников, стволы деревьев даже были обернуты шелковыми тканями. Те же, изумленные этим, спросили: «Ведь в Китае есть и бедняки, и одежды, по-видимому, не хватает, к чему же шелком обертывать деревья?». Конечно, ответа на свой вопрос они так и не получили...

Противостояние тюрков и Китая длилось два столетия и, в конце концов, это неравное противостояние закончилось очередным поражением степняков. Китайцы путем дипломатии сначала лишили тюрков их союзников, после чего подвергли истреблению, еще более страшному, чем когда-то хуннов. Это произошло с тюрками на востоке.

На западных окраинах все обстояло иначе. Западные тюрки придерживались более агрессивной тактики и стратегии в своих завоевательных походах. Они разбивали своих противников не только в открытом поле, но и приступом брали каменные крепости. «Подняв мечи свои, они устремились на стены, и все это множество, нагромоздившись друг на друга, поднялось выше стен, и мрачная тень пала на бедственных жителей города; они были побеждены, отступили от стен». Так описал очевидец взятия тюрками Тифлиса зимой 628 года. Любопытно, что крепость, устоявшая перед стенобитными машинами византийских инженеров, пала под напором воинов, вооруженных лишь оружием для рукопашной схватки! После покорения Грузии тюрки предприняли поход в Армению, оборонять которую прибыли войска персов. С объединенными силами армян и персов кочевники расправились иначе, более привычным способом. Заманили их притворным бегством в засаду и поголовно уничтожили...

Другой историк, говоря об изготовлении меча у арабов, сначала перечисляет восемь-девять операции, каждую из которых выполняет особый мастер, а затем отмечает: «Подобно этому происходит изготовление седла, стрел, колчана, копья и всего оружия... А тюрк делает все сам от начала до конца, не просит помощи у товарищей, не обращается за советом к другу. Он не ходит к мастеру и не тревожится его отсрочками со дня на день, его лживыми обещаниями и не думает об уплате ему вознаграждения». Но самые необычные строки оставил в своей рукописи Ибн ал-Фатих, который по поручению халифа Хишама отправился послом в ставку тюркского кагана и попытался обратить последнего в мусульманскую веру. Он написал следующее: «Я получил аудиенцию, когда тот своею рукой делал седло. Каган спросил толмача: кто это? Тот ответил: посол царя арабов. Каган спросил: мой подданный? Толмач ответил: да. Тогда он велел отвести меня в шатер, где было много мяса, но мало хлеба. Потом он велел позвать меня и спросил: что тебе нужно? Я стал льстить, говоря: мой господин видит, что ты находишься в заблуждении, и хочет дать искренний совет – он желает тебе принять ислам. Каган спросил: а что такое ислам? Я рассказал ему о правилах, о том, что ислам запрещает и что поощряет, о религиозных обязанностях и о службе богу. Каган спросил: кто мусульмане? Я ответил, что они – жители городов, и есть среди них банщики, портные, сапожники. Тогда каган велел мне подождать несколько дней.

Однажды каган сел на коня и его сопровождали 10 человек, каждый из которых держал знамя. Он велел мне ехать с ним. (Вскоре) мы достигли окруженного рощей холма. Как только взошло солнце, он приказал одному из десяти сопровождавших его людей развернуть свое знамя, и оно засверкало... И появились десять тысяч вооруженных всадников, которые закричали: чах! чах! И они выстроились под холмом. Их командир выехал перед царем. Один за другим все знаменосцы разворачивали свои знамена, и каждый раз под холмом выстраивались десять тысяч всадников. И когда были развернуты все десять знамен, под холмом стояли сто тысяч вооруженных с головы до ног всадников.

«Тюрк стреляет по диким животным, птицам, мишеням, людям... он стреляет, гоня во весь опор назад и вперед, вправо и влево, вверх и вниз. Он выпускает десять стрел, прежде чем хариджит (арабский стрелок – Е.О.) положит одну стрелу на тетиву. И он скачет на своей лошади, спускаясь с горы или в долине с большей скоростью, чем хариджит может скакать по ровной местности. У тюрка четыре глаза – два на лице, два на затылке».

Хочется особо подчеркнуть, что под тюрками в данной статье подразумеваются все кочевники, которые последовали за небольшой группой тюркютов во главе с их легендарным предводителем Ашиной. Это и карлуки, и телесцы, и кыргызы, и уйгуры, и тогонцы, и многие другие племена. Их временному военному союзу способствовала не только неуемная энергия тюркютов с Алтая, но и то, что все они говорили на одном, понятном каждому кочевнику языке. Языке, который за долгие века разбился на множество диалектов. Из этих диалектов, позже сложились уже новые языки: казахский, киргизский, татарский, туркменский и т.д. И неспроста люди, говорящие на этих языках, считают себя тюрками. Для них слово «тюрк» ассоциируется не только с далеким общим прошлым, но и славными подвигами их воинственных предков.