Он
мечтал исполнить на большой сцене скрипичный концерт Чайковского. Для
этого ему понадобилось пройти фронт, фашистский концлагерь,
Туркестанский легион и сталинский ГУЛАГ. Всю жизнь он носил клеймо
предателя. Как он мог изменить Родине, если не предал даже музыку?
Помните знаменитую сцену из фильма "Судьба человека",
когда герой Сергея Бондарчука на предложение начальника концлагеря
отвечал: "После первой не закусываю"? Примерно через то же самое
пришлось пройти Айткешу Толганбаеву, первому профессиональному
скрипачу-казаху.
Когда 18-летнего пленного рядового Толганбаева в полночь вызвали к
коменданту Моздокского концлагеря, он решил, что пришел его смертный
час. Но все объяснилось просто: кто-то из военнопленных рассказал
немцам, что "этот азиат" умеет играть на скрипке. Вот фашисты и решили
усладить свой слух утонченной музыкой Сарасате после бесконечных
расстрелов. Айткешу дали плохенькую скрипку со струнами от мандолины.
"Попробую, - решился Толганбаев. - Все равно помирать".
И он сыграл мазурку Венявского. Потом что-то еще. И еще. Немцы ели и
слушали. А у Айткеша от вида и запаха пищи кружилась голова, дрожали
руки. В тепле офицерской казармы окоченевшие вши очнулись и набросились
на скрипача.
"Есть хочешь"? - спросил по-русски комендант. Его посадили за стол.
Сидевшие рядом брезгливо отодвинулись. Хлеб, сыр, колбаса... Айткеш
торопливо кусал, жевал, а проглотить не мог. Налили красного вина.
Выпил. Еще налили. Опять выпил. "Черт с ними, - думал Толганбаев. - Хоть
перед смертью наемся".
Потом Айткеша вывели во двор к горящему костру и приказали раздеться.
"Ну вот и все, - решил он. - Живьем сожгут". Но неожиданно в огонь
полетел не он, а его рваная гимнастерка. Скрипачу дали новую гражданскую
одежду и снова отвели к коменданту лагеря. При свете раскаленной печки
Толганбаев хорошо разглядел его: усталое холеное лицо и задумчивый
взгляд голубых глаз.
- Ты хорошо играешь, - сказал комендант. - Только не надо Венявского - это еврейская музыка.
- У музыки нет национальности, - ответил Айткеш.
Скрипач на крыше
У каждого в жизни - свое начало. Айткеш родился там, где ему уготовано
было появиться на свет - в степях под Семипалатинском. Маленький мальчик
сидел на крыше, смотрел на ночное небо, усыпанное звездным бисером, и
казалось ему, что он один-одинешенек на всей огромной планете. А степь
была переполнена пульсирующими звуками, которые сливались в прекрасную
мелодию. Ранняя любовь к музыке объяснялась просто: в роду Айткеша были
великие Абай и Шакарим.
К десяти годам мальчик свободно играл на всех музыкальных инструментах,
которые были только в казахском ауле. Но Айткеш уже твердо знал - он
станет скрипачом. Это он понял, когда услышал по радио, как играет
выдающийся музыкант Мирон Полякин. И поехал смуглый мальчик в Алма-Ату
на учебу к самому Ахмету Жубанову. Правда, для этого пришлось прибавить к
возрасту два года. Этот факт сыграл решающую роль в дальнейшей судьбе
Айткеша. Если бы он не исправил в документах свой возраст, то не пошел
бы на фронт, не попал в концлагерь, а потом в застенки НКВД. Как
знать...
Товарняк тащился по бескрайней степи, приближая Айткеша к заветной
мечте. А потом была учеба в алма-атинском музыкально-драматическом
техникуме. Известный скрипач Марк Сквирский как-то сказал про
Толганбаева: "Этот юноша будет иметь мировое имя. Если ничто не помешает
ему".
Помешала война.
Бах и "ба-бах!"
Летом 42-го 545-й стрелковый полк, где служил гвардии рядовой
Толганбаев, перебросили на Кавказский фронт. Солдат одели в английские
шинели и вооружили иранскими винтовками, а против них стеной шли
немецкие танки. Наступали. Отступали. В одном из боев Айткеша контузило и
ранило в ногу. Очнулся - немецкий танкист тычет в лицо пистолетом.
Дальше был плен.
После того памятного импровизированного концерта "соло на скрипке для
эстетствующих фашистов" комендант лагеря сказал Толганбаеву: "Ты здесь
погибнешь, и твоя талантливая скрипка умолкнет навсегда. А я хочу, чтобы
ты стал великим музыкантом. Поэтому помогу тебе уехать в Германию". И,
помолчав, добавил: "Как ты думаешь, если я окажусь в советском плену,
меня расстреляют?".
В окрестностях старинного немецкого города Фрайбурга был расположен
лагерь для военнопленных, куда и попал Айткеш. Комендант фон Фолькерзам
до войны работал в немецком консульстве Ленинграда, хорошо знал
многонациональное искусство Советского Союза и решил познакомить с ним
жителей Фрайбурга. Из военнопленных создали артистическую бригаду, в
которую был включен и скрипач Толганбаев. Перед его выходом на сцену
конферансье объявил: "Азия!". Айткешу было трудно: с одной стороны, он
должен был играть матерям и женам тех, кто воевал против его Родины, с
другой - это была земля Баха и Моцарта, Гайдна и Бетховена. И он тронул
смычком струну. Как он играл! Немцы, открыв рты, слушали "этого дикого
азиата, далекого от европейской культуры". Смолкли последние аккорды, и
ошеломленные зрители устроили Толганбаеву получасовую овацию. А он им в
ответ - казахскую народную песню "Елим-ай". Слушай, Европа, тоску по
родной степи.
Легионер поневоле
Через некоторое время Айткеша отослали в Берлин, в Туркестанский
национальный комитет. Что это такое - он тогда еще не знал. Вообще,
утверждения о добровольных началах Туркестанского легиона были
инспирированы советской военной историей. Просто легионеры - казахи,
киргизы, туркмены, узбеки, таджики - использовали любую возможность,
чтобы вырваться из лагерей для военнопленных. Были, конечно, и такие,
кто искренне ненавидел советскую власть и был готов с оружием освободить
от большевиков Великий Туркестан.
Так или иначе, но рядовой Толганбаев оказался в Туркестанском легионе.
По приезде он сразу же заявил дежурному унтер-офицеру, что не будет
воевать против своих. Айткеша бросили в подвал, и неизвестно, как
сложилась бы дальше его судьба, если бы не бывший солист алма-атинской
госфилармонии Мухаметгали Батыргерей-улы, который тоже служил в
Туркестанском легионе. Узнав о приезде талантливого скрипача-казаха, он
попросил коменданта Эрниха не расстреливать строптивого военнопленного, а
зачислить его в культвзвод, который гастролировал по Европе.
И началась концертная жизнь скрипача Айткеша Толганбаева. Как странно:
шла великая война, гибли миллионы людей, а в центре Европы люди ходили
на концерты классической музыки, на вернисажи... Можно ли назвать
Толганбаева изменником Родины? Конечно, нет. Он был музыкантом. Он играл
не немцам или французам, он играл зрителям. Он не предал самое дорогое
для него - музыку.
В июне 44-го союзнические войска высадились в Нормандии. Друзья Айткеша
из Французского сопротивления посоветовали ему бежать из легиона. И тут
кто-то из военнопленных предал Толганбаева: 15 августа его повезли на
расстрел в лагерь смертников под Тулузой. На счастье в этот же день
американцы высадились на побережье Средиземного моря и стали громить
немецкие гарнизоны. Во всеобщей панике Айткеш бежал и присоединился к
группе французских партизан. 9 Мая встретил в Риме, в советском
посольстве на виа Номентано. Там и остался работать - концертировал и
гастролировал.
В гостях у Гитлера
Когда генерал Голиков словами Сталина призвал всех бывших советских
военнопленных возвращаться домой, не боясь наказания, Айткеш словно
очнулся. Неужели он снова увидит родную степь, вдохнет полной грудью
горький полынный запах? Хотя он мог спокойно остаться в Италии. Местная
публика воспринимала его выступления на "ура", а один итальянский
вельможа предложил выдать за него свою дочь, которая была покорена
виртуозной игрой Айткеша.
Но он решил вернуться. И не только из-за тоски по родине. Просто он не
чувствовал за собой никакой вины перед Отчизной и своим народом. Он
никогда не поднимал оружия против своих. Да, он играл для немцев на
скрипке. Но это был его долг музыканта. Он показал им талантливую душу и
сердце настоящего казаха.
Тем более что Сталин обещал не наказывать военнопленных. Айткеш верил
его слову. А Сталин предал его. 3 февраля 1946 года на перроне вокзала
Алма-Ата I его арестовали. После многомесячных допросов Айткеш понял,
что лучше признаться во всем, чего не делал, иначе его просто
замордовали бы. Так он стал "английским шпионом" и принялся издеваться
над следователем. Однажды рассказал ему, что Гитлер как-то пригласил его
на свой день рождения в рейхстаг, где он хлестал коньяк и волочился за
Евой Браун. Следователь хлопал глазами и радостно записывал
"чистосердечное признание".
Через год, 8 апреля, на закрытом заседании Туркестанского военного
трибунала Айткеша Толганбаева приговорили к 20 годам лагерей. От
солнечной Алма-Аты до холодного Магадана его везли 4 месяца. Это был ад.
И вряд ли выжил бы талантливый музыкант, если бы не скрипка. Он не
предал музыку, и она ответила ему тем же. Осужденный Толганбаев не
замерз на лесоповале, не сгорел от чахотки в шахте, потому что его
спасала скрипка. Он играл в самодеятельных оркестрах разных лагерей,
куда его забрасывала судьба. Первая скрипка
В сентябре 55-го Айткеша реабилитировали - освободили подчистую со
снятием судимости. В 34 года трудно начинать жизнь заново. Но любовь к
музыке заставляла молодого скрипача жить, несмотря ни на что. Он
вернулся в Алма-Ату, возобновил занятия в консерватории. В свое
дипломное выступление включил концерт для скрипки с оркестром Петра
Ильича Чайковского - то, к чему он стремился всю свою трудную жизнь.
"Я слушал Айткеша Толганбаева, - вспоминал потом легендарный Латиф
Хамиди. - Музыка Чайковского, особенно соло на скрипке, прозвучала так,
как никогда прежде мне не приходилось ее слышать". Не менее знаменитый
Фуат Мансуров, который дирижировал на дипломном концерте, сказал, что
Айткеш Толганбаев стал своеобразным мостиком между представителями
русской скрипичной культуры и казахской творческой молодежью. А звезда
мировой величины гениальный скрипач Леонид Коган назвал Айткеша "первой
скрипкой Казахстана".
Казалось бы, все - цель достигнута. Но жизнь продолжала испытывать
Толганбаева на крепость. В 83-м его скоропостижно "ушли" на пенсию, а
потом лишили звания участника Великой Отечественной войны. Айткеш
Толганбаев обращался во все инстанции, дошел до президента СССР Михаила
Горбачева, но только в мае 92-го прокуратура уже независимого Казахстана
окончательно сняла с Толганбаева клеймо предателя Родины. Этой минуты
он ждал сорок лет и тридцать три дня.
№ 193 (16095) от 13.10.2006 Тимур НЕТАЛИЕВ, Алматы, http://www.express-k.kz/show_article.php?art_id=4792
1924. — Родился в ауле Караул Чингистауского района Семипалатинской области Казахстана в многодетной семье.
1930-е гг. — Увлечение музыкой. Игра на различных казахских музыкальных инструментах. Переезд семьи в Жарминский район из-за наступившего голода.
1935. — Возвращение в Семипалатинск.
1936. — Участие в Олимпиаде художественной самодеятельности. Направление на учебу в Алма-Ату как победителя олимпиады. Учеба в Музыкально-драматическом техникуме. Выступления с концертными программами по Казахскому радио.
1941. — Окончание техникума. Начало Великой Отечественной войны. Служба в армии. Участие в военных действиях. Контузия. Ранение. Плен. Лагерь военнопленных под Моздоком. Отправка в немецкий лагерь в окрестностях Фрейбурга. Условия содержания военнопленных. Участие в лагерном концерте. Отправка под конвоем в штаб Туркестанского легиона под Варшавой. Зачисление в культвзвод. Организация музыкального ансамбля. Выступления с концертами в городах Польши.
1943, декабрь. — Перевод в составе Туркестанского легиона на юг Франции. Установление связи с французским сопротивлением. Неудавшаяся попытка перехода к французским партизанам. Приговор к расстрелу как перебежчика. Спасение благодаря бомбежке лагеря. Передача А. Толганбаева в распоряжение советской Военной миссии в Италии. Предложение работы в Военной миссии в Риме.
1945. — Окончание войны. Работа вахтером в Советском посольстве в Риме. Игра в симфоническом оркестре. Подача заявления о возвращении в Казахстан. Приезд а Алма-Ату. Встреча с родными и друзьями. Поступление в консерваторию. Вызов в органы МГБ с предписанием о невыезде за пределы Алма-Аты и необходимости регулярных встреч с майором МГБ.
1946. — Арест. Внутренняя тюрьма МГБ. Допросы. Следователи: капитан Курманжанов, полковник Сакенов. Избиения. Пытки. Очные ставки. Карцер. «Подсадная утка» – Р. Сатпаев.
1947, 8 апреля. — Суд. Приговор Военного трибунала: 20 лет ИТЛ и 5 лет поражения в правах. Отправка по этапу на Колыму.
1947, ноябрь. — Прибытие в трюме парохода «Дзержинский» в Магадан. Встреча в лагере с певцом В.А. Козиным, режиссером Л. Варпаховским. Дружба со скрипачом А. Дзыгаром.
1948. — Зачисление в лагерный коллектив художественной самодеятельности. Участие в концертах. Работа руководителем оркестра. Поездки с агитбригадой по лагерям Дальнего Севера, по приискам Сусумана. Направление на штрафные работы после столкновения с уголовницей И.Б. Дементьевой. Отказ от сотрудничества с органами госбезопасности. Работа на добыче золота, кочегаром, уборщиком помещения, мотористом насосов.
1955. — Освобождение по амнистии. Уклонение от новой попытки вербовки в сексоты. Возвращение в Алма-Ату. Возобновление учебы в консерватории.
1961. — Окончание консерватории. Работа преподавателем в музыкальной школе, составление методических пособий, выступления в концертах. Негласный запрет на выезд с концертными программами за пределы республики. Женитьба. Рождение двух дочерей. Работа доцентом Алма-Атинской государственной консерватории.
1983. — Отправка на пенсию. Лишение удостоверения участника войны. Распоряжение КГБ о сдаче правительственных наград. Требование семьи и родных согласиться на сотрудничество с органами КГБ. Систематические поездки в Москву с целью добиться пересмотра дела и политической реабилитации.
1983 (?). — Обращение с письмом к М.С. Горбачеву с отказом от советского гражданства.
К десяти годам мальчик свободно играл на всех музыкальных инструментах, которые были только в казахском ауле.
Обладал абсолютным музыкальным слухом. Услышав мелодию по радио, мог мгновенно подобрать ее на мандолине, гитаре, домбре или сыбызгы.
Айткеш уже твердо знал – он станет скрипачом. Это он понял, когда услышал по радио, как играет выдающийся музыкант Мирон Полякин.
Когда ему было 10 лет, старший брат Балтакай купил ему скрипку в Семипалатинске. В селе не было преподавателей игры на скрипке, и юный Айткеш освоил игру на скрипке сам.
В апреле 1936 года, когда в Семипалатинске проводилась олимпиада художественной самодеятельности детей, Айткеш Толганбаев, не знавший ни одной ноты, занял на ней первое место.
Председатель жюри Латиф Хамиди настоятельно порекомендовал поехать в Алма-Ату, поступать в музыкально-педагогический техникум к Ахмету Жубанову.
Годы обучения в техникуме пролетели незаметно. Преподаватель, сосланный в Казахстан петербуржец Иосиф Лесман, считал Айткеша своим лучшим учеником, готовил к поступлению в консерваторию и прочил ему будущее Паганини.
Известный скрипач Марк Сквирский как-то сказал про Толганбаева: «Этот юноша будет иметь мировое имя. Если ничто не помешает ему». Помешала война.
Юноше прочили мировое имя в скрипичной карьере, но помешала страшная война, которая перевернула всю жизнь и многое отняла.
– Призвали меня в армию в январе сорок второго. Некоторое время призывники находились в сборном пункте Малой станицы (под Алма-Атой). Затем, после отбора медицинской комиссией меня с сотней других новобранцев, отправили в химроту, где прошли трехмесячную военную подготовку.
Скрипку постоянно носил с собой. Как только появлялось свободное время или наступало затишье начинал играть солдатам все, что бы ни попросили. Казалось бы, какая музыка, если идет война?
А война – это чудовищный разгул смерти. Это и кровь, зловонные трупы, крики, грохот, вопли. ...И вот я в Термезе, небольшом узбекском городке. Попал в полковой оркестр, как оказалось, единственным скрипачом.
Часто в местном клубе устраивали концерты для военнослужащих стрелковой дивизии.
Однажды командир полка подозвал меня:
– Скажи, музыкант, как твое имя?
– Айткеш.
– Что в переводе означает? Как по-русски?
– Не знаю, товарищ полковник. Думал долго и придумал:
– Давай так: Гриша! Гвардии рядовой Толганбаев. Он же Григорий Иванович.
Так с его легкой руки и пошло. Летом из Термеза через Красноводск, Каспий и Баку наш 545-й стрелковый полк 389-й стрелковой дивизии перебросили на Кавказский фронт. Целый месяц на берегу Черного моря строили оборонительные рубежи – доты и дзоты на случай прорыва немецких войск.
Потом нас двинули в Чечню, под Грозный. Немцы рвались к этому городу, к кавказской нефти. Советских войск там оказалось много, все дороги были забиты армейскими колоннами. Шли тяжелые бои, но наш полк (про другие не знаю) был почти безоружен. Перед переброской на передовую солдат одели в английские шинели и ботинки, вооружили иранскими винтовками и пулеметами, выдали бутылки с зажигательной смесью и противотанковые гранаты. А против нас шли стеной немецкие танки, артиллерия, самолеты.
– А наши-то танки где? – спрашивали у командиров – Где тучи самолетов, которые перед войной показывали на парадах и в кино?
Впрочем, человек ко всему привыкает, даже к смерти, она как бы находится всегда рядом. Я тоже быстро привык: ни пули не боялся, ни снаряда, ни летящего на бреющем полете немецкого самолета-штурмовика. Бежишь вместе со всеми и ничего не соображаешь. Ну, погибну, значит, погибну! Только бы пробежать вот это расстояние, упасть живым за бугорок, сделать несколько выстрелов и по команде опять вперед, до следующего рубежа.
Наступали, отступали... Большие потери несли. Многие мои земляки-казахстанцы и алмаатинцы погибли за одну неделю тяжелых боев. Например, после очередной атаки, то одного нет, то сразу нескольких, и никто не может сказать, где и когда мы их потеряли. Смотришь, в отделение поступает новое пополнение, и опять незнакомые лица, чаще всего необстрелянные молодые ребята. И меня несколько раз перебрасывали из одного подразделения в другое. Был в пулеметной роте, и в стрелковой, и в роте связистов. Наконец в противотанковую попал подносчиком снарядов.
Однажды ночью под сильным обстрелом переправлялись через Терек. Река неширокая, но глубина большая и течение сильное. Плавать не умел, впрочем, также как и многие. Перебирались на другой берег, держась за натянутый над водой канат. Сколько погибло солдат на той ночной переправе! Немцы осветят реку ракетами и бьют, чуть ли не в упор. Из темноты отовсюду раздаются отчаянные крики:
– Братцы, тону-у! Помогите! Не оставляйте!
С трудом переправились, захватили плацдарм, ринулись в атаку.
Но и в этих тяжелых боях бывали минуты затишья. Я здесь брал из санчасти с подводы свою скрипку и играл измученным солдатам. Грузины просили исполнить «Сулико» или популярную перед войной мелодию из кинофильма «Дарико». Русским хотелось услышать родные народные песни, казахам и узбекам – тоже свои, национальные. Бывало и так, что уставшие, голодные солдаты засыпали под мою музыку в наскоро вырытом окопе.
В конце сентября шли проливные дожди, казалось, что в тех местах и солнца вообще не бывает. Днем и ночью льет, как из ведра. Не прилечь усталому солдату, не присесть. Земля распухла от воды, образовалась сплошная жижа. Люди не выдерживали, не то что моя скрипка. Пришлось завернуть ее в тряпье и оставить на хранение в каком-то селе у старушки. Думал: вернусь, когда утихнут бои, заберу, но все получилось иначе.
В очередном бою наша противотанковая рота попала под сильный обстрел. Двоих убило сразу наповал. Наводчиком был татарин Хисматуллин. Смертельно раненный в живот, он долго кричал:
– Помогите, помогите...
А кто поможет? Накануне раненый командир и до утра не дожил. Я был контужен и ранен в ногу. Много, должно быть, крови потерял, а когда очнулся, понял, что все уже кончено. Кругом враги, надо мной – немецкий танкист с пистолетом в руке.
Красноармейцев, кто жив остался, немцы согнали в какую-то лощину, посадили всех на землю – человек четыреста или пятьсот, поставили вокруг часовых. Я кое-как перевязал рану и дополз до них.
Через несколько лет на допросах следователи, многие из которых никогда не знали войны, не захотят и слушать об обстоятельствах, при которых я оказался в плену. Ранение, дескать, было легким, а контузия – кто ее тогда зафиксировал, кто подтвердит?! Умри, значит, и не рискуй оказаться в плену, иначе обречен на всеобщее презрение, забвение и смерть.
Уже октябрь. Золотая осень. Как сейчас помню: часов пять вечера, дождь перестал, солнце еще не село. Думал, что же с нами случится, когда опустится ночь? Смерть или жизнь? Неужели все кончено? Обидно как!
В лагере военнопленных под Моздоком немцы собрали несколько десятков тысяч человек. За колючей проволокой под охраной автоматчиков и овчарок находились полураздетые, голодные, к тому же раненые военнопленные, которые мучительно переживали то, чего до сих пор не испытывали – унижение. Надежды выжить или убежать не оставалось. Умирали ежедневно десятками от ран и голода. И все страдали от педикулеза. Говорят, вши чуют голодных, отчаявшихся, ослабленных. Всюду ползали – на голове, под бельем, на щетине, на бровях. Кажется, в рот лезут и нет силы смахнуть. Посмотришь на рукав шинели, и, кажется, сукно кипит от насекомых.
Снимешь рубашку, подержишь над костром, она трещит будто сало на сковороде шкворчит. Оденешь гимнастерку, а вши опять ползают по телу.
Однако и к ним может привыкнуть доведенный до отчаяния человек. Только с одним я не мог смириться – постоянным голодом. От постоянного недоедания люди вокруг меня сходили с ума или превращались в зверей. Видел это собственными глазами, когда ходил, волоча по мерзлой земле раненую ногу.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось для Айткеша, если бы не случай. Комендант лагеря, молодой немецкий лейтенант, оказался любителем классической музыки. Он приказал отобрать музыкантов из числа военнопленных. Игра Айткеша удивила коменданта, она ему понравилась. Начальник лагеря спас жизнь музыканта и распорядился отправить пленного скрипача в Германию в город Фрайбург, в лагерь с более мягким режимом.
Потом был Туркестанский легион, где вместе с другими музыкантами, людьми разных национальностей, Толганбаев в составе особой бригады искусств Туркестанского легиона выступал в городах Польши, Франции, Австрии.
Затем был побег, участие в партизанском отряде Французского сопротивления.
В конце войны, в 1945 году талантливый скрипач Айткеш Толганбаев работал в советском посольстве в Италии, играл в престижном оркестре Ди Адриано, участвовал в концертах. Айткешу был всего 21 год. Его ждало обеспеченное будущее, возможно, известность в чужой стране. Но музыкант тосковал по родине, ему снились родные степи. И услышанный по радио призыв Родины:
«…Все, кто остались в плену у врага, не виноваты в том, что случилось. Соотечественники могут спокойно вернуться домой, где вас ждут. Возвращайтесь!» – принял всем сердцем. Айткеш вернулся в Алма-Ату.
Родственники считали его погибшим на войне, соотечественники видели в нем чужака. Недолго вкушал Айткеш радостей послевоенной жизни на Родине. Призывы Сталина оказались хитрой уловкой: Толганбаев разделил участь многих военнопленных, попал на Колыму как «враг народа» и «иностранный шпион». 25 лет лагерей.
За «колючкой» Айткеш не только руководил эстрадно-симфоническим оркестром ссыльных музыкантов, но и работал на лесоповале, добывал золото, кочегарил, стирал белье. И в этот раз уже в лагерях любимой Родины ему помогла выжить скрипка. Вскоре после смерти Сталина его освободили. Несмотря на все пережитое, Айткеш Толганбаев (в свои уже тридцать четыре года) восстановился в качестве студента Алматинской консерватории (а помог ему в этом композитор Ахмет Жубанов).
На выпускном экзамене он блестяще сыграл скрипичный концерт П. И. Чайковского. Вскоре газета «Советская культура» опубликовала статью выдающегося музыканта Иосифа Когана «Первая скрипка республики», где говорилось: «В исполнении казахской музыки особенно выявляется выработанный А. Толганбаевым исполнительский стиль, очень своеобразный, сочетающий классическую школу со спецификой национального музицирования».
Но судьба готовила Айткешу Толганбаеву новое испытание. Всю жизнь, вплоть до распада СССР, всемогущий КГБ преследовал А. Толганбаева, приклеив ярлык изменника Родины. Айткеш Толганбаев обращался во все инстанции, дошел до президента СССР Михаила Горбачева, но только в мае 1992-го прокуратура уже независимого Казахстана окончательно сняла с него клеймо предателя Родины.
Этой минуты он ждал сорок лет и тридцать три дня. Как бы сурово ни обходилась с ним Родина, сердце Айткеша не ожесточилось, он остался ее преданным сыном.
Дочь Айткеша Толганбаева – Саулета, тоже стала музыкантом и очень многое делает для того, чтобы сохранить память об отце.
При ее участии создан республиканский благотворительный фонд «Орлеу» имени Айткеша Толганбаева, целью которого стало поощрение юных музыкантов. Время возвращает имя первой скрипки народу. Сегодня имя Толганбаева внесено в золотой фонд казахстанского музыкального искусства. Однажды ночью под сильным обстрелом переправлялись через Терек. Река неширокая, но глубина большая и течение сильное. Плавать не умел, впрочем, также как и многие. Перебирались на другой берег, держась за натянутый над водой канат. Сколько погибло солдат на той ночной переправе! Немцы осветят реку ракетами и бьют, чуть ли не в упор. Из темноты отовсюду раздаются отчаянные крики:
– Братцы, тону-у! Помогите! Не оставляйте!
С трудом переправились, захватили плацдарм, ринулись в атаку.
Но и в этих тяжелых боях бывали минуты затишья. Я здесь брал из санчасти с подводы свою скрипку и играл измученным солдатам. Грузины просили исполнить «Сулико» или популярную перед войной мелодию из кинофильма «Дарико». Русским хотелось услышать родные народные песни, казахам и узбекам – тоже свои, национальные. Бывало и так, что уставшие, голодные солдаты засыпали под мою музыку в наскоро вырытом окопе.
В конце сентября шли проливные дожди, казалось, что в тех местах и солнца вообще не бывает. Днем и ночью льет, как из ведра. Не прилечь усталому солдату, не присесть. Земля распухла от воды, образовалась сплошная жижа. Люди не выдерживали, не то что моя скрипка. Пришлось завернуть ее в тряпье и оставить на хранение в каком-то селе у старушки. Думал: вернусь, когда утихнут бои, заберу, но все получилось иначе.
В очередном бою наша противотанковая рота попала под сильный обстрел. Двоих убило сразу наповал. Наводчиком был татарин Хисматуллин. Смертельно раненный в живот, он долго кричал:
– Помогите, помогите...
А кто поможет? Накануне раненый командир и до утра не дожил. Я был контужен и ранен в ногу. Много, должно быть, крови потерял, а когда очнулся, понял, что все уже кончено. Кругом враги, надо мной – немецкий танкист с пистолетом в руке.
Красноармейцев, кто жив остался, немцы согнали в какую-то лощину, посадили всех на землю – человек четыреста или пятьсот, поставили вокруг часовых. Я кое-как перевязал рану и дополз до них.
Через несколько лет на допросах следователи, многие из которых никогда не знали войны, не захотят и слушать об обстоятельствах, при которых я оказался в плену. Ранение, дескать, было легким, а контузия – кто ее тогда зафиксировал, кто подтвердит?! Умри, значит, и не рискуй оказаться в плену, иначе обречен на всеобщее презрение, забвение и смерть.
Уже октябрь. Золотая осень. Как сейчас помню: часов пять вечера, дождь перестал, солнце еще не село. Думал, что же с нами случится, когда опустится ночь? Смерть или жизнь? Неужели все кончено? Обидно как!
В лагере военнопленных под Моздоком немцы собрали несколько десятков тысяч человек. За колючей проволокой под охраной автоматчиков и овчарок находились полураздетые, голодные, к тому же раненые военнопленные, которые мучительно переживали то, чего до сих пор не испытывали – унижение. Надежды выжить или убежать не оставалось. Умирали ежедневно десятками от ран и голода. И все страдали от педикулеза. Говорят, вши чуют голодных, отчаявшихся, ослабленных. Всюду ползали – на голове, под бельем, на щетине, на бровях. Кажется, в рот лезут и нет силы смахнуть. Посмотришь на рукав шинели, и, кажется, сукно кипит от насекомых.
Снимешь рубашку, подержишь над костром, она трещит будто сало на сковороде шкворчит. Оденешь гимнастерку, а вши опять ползают по телу.
Однако и к ним может привыкнуть доведенный до отчаяния человек. Только с одним я не мог смириться – постоянным голодом. От постоянного недоедания люди вокруг меня сходили с ума или превращались в зверей. Видел это собственными глазами, когда ходил, волоча по мерзлой земле раненую ногу.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось для Айткеша, если бы не случай. Комендант лагеря, молодой немецкий лейтенант, оказался любителем классической музыки. Он приказал отобрать музыкантов из числа военнопленных. Игра Айткеша удивила коменданта, она ему понравилась. Начальник лагеря спас жизнь музыканта и распорядился отправить пленного скрипача в Германию в город Фрайбург, в лагерь с более мягким режимом.
Потом был Туркестанский легион, где вместе с другими музыкантами, людьми разных национальностей, Толганбаев в составе особой бригады искусств Туркестанского легиона выступал в городах Польши, Франции, Австрии.
Затем был побег, участие в партизанском отряде Французского сопротивления.
В конце войны, в 1945 году талантливый скрипач Айткеш Толганбаев работал в советском посольстве в Италии, играл в престижном оркестре Ди Адриано, участвовал в концертах. Айткешу был всего 21 год. Его ждало обеспеченное будущее, возможно, известность в чужой стране. Но музыкант тосковал по родине, ему снились родные степи. И услышанный по радио призыв Родины:
«…Все, кто остались в плену у врага, не виноваты в том, что случилось. Соотечественники могут спокойно вернуться домой, где вас ждут. Возвращайтесь!» – принял всем сердцем. Айткеш вернулся в Алма-Ату.
Родственники считали его погибшим на войне, соотечественники видели в нем чужака. Недолго вкушал Айткеш радостей послевоенной жизни на Родине. Призывы Сталина оказались хитрой уловкой: Толганбаев разделил участь многих военнопленных, попал на Колыму как «враг народа» и «иностранный шпион». 25 лет лагерей.
За «колючкой» Айткеш не только руководил эстрадно-симфоническим оркестром ссыльных музыкантов, но и работал на лесоповале, добывал золото, кочегарил, стирал белье. И в этот раз уже в лагерях любимой Родины ему помогла выжить скрипка. Вскоре после смерти Сталина его освободили. Несмотря на все пережитое, Айткеш Толганбаев (в свои уже тридцать четыре года) восстановился в качестве студента Алматинской консерватории (а помог ему в этом композитор Ахмет Жубанов).
На выпускном экзамене он блестяще сыграл скрипичный концерт П. И. Чайковского. Вскоре газета «Советская культура» опубликовала статью выдающегося музыканта Иосифа Когана «Первая скрипка республики», где говорилось: «В исполнении казахской музыки особенно выявляется выработанный А. Толганбаевым исполнительский стиль, очень своеобразный, сочетающий классическую школу со спецификой национального музицирования».
Но судьба готовила Айткешу Толганбаеву новое испытание. Всю жизнь, вплоть до распада СССР, всемогущий КГБ преследовал А. Толганбаева, приклеив ярлык изменника Родины. Айткеш Толганбаев обращался во все инстанции, дошел до президента СССР Михаила Горбачева, но только в мае 1992-го прокуратура уже независимого Казахстана окончательно сняла с него клеймо предателя Родины.
Этой минуты он ждал сорок лет и тридцать три дня. Как бы сурово ни обходилась с ним Родина, сердце Айткеша не ожесточилось, он остался ее преданным сыном.
Дочь Айткеша Толганбаева – Саулета, тоже стала музыкантом и очень многое делает для того, чтобы сохранить память об отце.
При ее участии создан республиканский благотворительный фонд «Орлеу» имени Айткеша Толганбаева, целью которого стало поощрение юных музыкантов. Время возвращает имя первой скрипки народу. Сегодня имя Толганбаева внесено в золотой фонд казахстанского музыкального искусства.
Его книга (Толганбаев А. "Исповедь судьбы жестокой" / лит. запись И. М. Саввина, С. А. Толганбаевой. - Алма-Аты : Казахстан, 1993. - 112 с.) доступна здесь.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
